Шпион, которого я убила - страница 7
– А что толку там находиться? – успевает вставить Наденька. – Если животное наложит, я же не выйду во время спектакля с совком и веником?
Помреж, пожевав губами, осмотрел внимательно фиолетово-красные хвостики на ее голове, вздохнул и закончил стандартно – обещанием строгого выговора, если она будет отсутствовать на рабочем месте во время спектакля. Его так раздражала эта противная расхлябанная девчонка, сейчас более всего напоминающая цирковую лошадь, украшенную разноцветными султанчиками, что он замирал внутренностями, сдерживая крик, говорил медленно и бесцветно, стараясь не сорваться, что для его администраторской должности было бы крайне нежелательно.
– Михал Петрович, – Наденька решилась и сдернула круглые черные стеклышки с носа, глянув на него чистыми невинными глазами, – может, все-таки решитесь ради эксперимента выпустить меня на сцену с этим треклятым ослом? Я буду стоять в сторонке в костюме крестьянки с метелочкой и совком и на пуантах, а?
– Прекратите эту песню. – Помреж закрыл глаза и покачался с пятки на носок.
– Вам вид мой не нравится? Я платочек надену, закутаюсь, а когда животное покакает, плавно пройду балетным шагом, соберу все в совочек, пока массовка будет меня прикрывать со сцены, и плавно уйду за кулисы. Никто ничего не заметит!
– От звонка до звонка – за кулисой, а при наличии… при наличии на сцене мешающих труппе органических выделений, как только закроется занавес, приступить к немедленной уборке!
Отследив каждое движение уходящего помрежа, Наденька не спеша и тщательно надевает очки.
…в возрастном несоответствии есть и прелесть и досада, но всегда – беспричинная, разделенная плохо уживающимися вместе периодами твоего детства и чьей-то старости, твоей юности и чьей-то восхитительно свободной и всемогущей зрелости, твоей зрелости и возмутительно свободной и всемогущей чужой юности. И-и-и, раз! – твоей старости и отталкивающей хрупкости детства, скорбным осознанием, что кто-то другой прочтет в первый раз эту книгу, увидит эту звезду и узнает ее название. Я всегда представляю себе маленькую девочку, разглядывающую упавший кленовый лист. Ее завораживает плавный переход красок, а меня – сочетание кожи ее ладошки и набрякших, застывших намертво, выступивших кленовых вен, убегающих от черенка в бесконечность неба…
Наденька прислушивается к себе. Наденьке жалко помрежа. Потому что, как только раздался звонок на второй акт, она несется по ступенькам на галерею, а оттуда – в будку осветителя, посмотреть на блондина.
В восьмом ряду блондина нет. Его кресло в красном бархате партера притягивает взгляд, словно пустая куколка улетевшего насекомого. Повертевшись минут десять, Наденька решила предпринять кое-какой поиск.
Сначала она спустилась в гардероб. Кошелка, не вняв ее советам, взахлеб читала газету, нацепив очки и шевеля губами. Нет, покачала она головой, не отвлекаясь от газеты, у нее никто в антракте плащ не брал, портфель не забирал. Выдернув газету, Наденька уговаривает Кошелку пройтись к другим шести гардеробщицам и спросить у них. Кошелка заинтригована. Наденька обещает все рассказать ей первой. Кошелка возвращается быстро и шепчет, оглядевшись, что ушла пожилая пара с ребенком и старик. А подозрительных пришло четверо, все мужики и все не по билетам, а по пропускам, выписанным у администратора.
– Что это значит? – не понимает Наденька.
Кошелка объясняет, что так приходит госбезопасность или какой-нибудь министр с охраной.
Наденька бежит к туалетам.
…я вообще так романтична, так легкоранима, меня всегда завораживали удачливые люди, не умеющие обижаться или избегающие опасности и невзгод только благодаря своей глупости либо невинному непониманию. Почему считается, что удачлив умный и предприимчивый? Неприятностей чаще всего можно легко избежать, глупо и бездумно подчиняясь интуиции и еще если поменьше насиловать воображение, не стараясь от скуки или отчаяния представить жизнь заведомо невозможной…
В женском – никого. А в мужском из-под закрытой дверцы выглядывают носки черных туфель. Наденька, стараясь не шуметь, становится на коленки и заглядывает в щель под тонкой дверцей. Она видит неподвижные ноги там, где кончаются брючины и появляется полоска носков. Встав и задумавшись, Наденька разглядывает себя в зеркале, потом некоторое время изучает писсуар. Решившись, она входит в соседнюю кабинку, становится ногами на унитаз и заглядывает за перегородку.