Шпион, которому изменила Родина - страница 34
Ну что за горе-злосчастье преследовало меня по пятам — я вынужден был отказаться и от этою честного, доброю предложения и даже не мог толком объяснить им истинную причину отказа.
Между тем крупповские представители не заставили себя ждать. Я назвался электриком и с сотней токарей, металлургов, химиков, энергетиков был отправлен в Эссен.
Вот так — еще немного и мне следовало стать тем кем я сам себя назначил этой весной.
Электриком я был слабоватым, но надеялся на сообразительность, игру судьбы и еще на кое-какой армейский опыт. Конечно, я не был настоящим технарем, но ведь я и не был настоящим гуманитарием… Так кем же я был накануне вступления в должность разведчика?.. Кем я был «настоящим»?
Внешне меня трудно было отличить от обыкновенного немца — светловолосый, глаза серо-голубые, худое продолговатое лицо — еще в школе я почти не отличался от немецких ребят. Все мои юношеские увлечения и практические навыки оказались как бы специально подобранными для той деятельности, к которой так неуклонно вела меня моя судьба. Охотно играл в драмкружке, хоть и не всегда удачно. А позже даже исполнял небольшие эпизодические роли в двух кинокартинах на «Мосфильме». И дело было вовсе не в том, что мне самому приходилось исполнять в этих фильмах, а в том, что я видел на съемочной площадке, как работают настоящие профессионалы, выдающиеся мастера режиссуры и знаменитые актеры.
По протекции давнишнего друга нашей семьи — артиста Николая Сергеевича Плотникова — я попал на «Мосфильм» к кинорежиссеру Григорию Львовичу Рошалю, который снимал фильм «Семья Оппенгейм» по роману Лиона Фейхтвангера Заглавную роль немецкого юноши исполнял молодой актер Владимир Балашов. В роли главного нацистского руководителя — популярнейший актер Михаил Астангов. У меня и еще у одного мальчика были малюсенькие эпизодические роли немецких школьников-шалунов. Мы должны были разыграть между собой сценку потасовки. Под слепящими и палящими прожекторами надо было много раз повторить одну и ту же сцену, много раз пробежать по лестнице вверх и вниз… А когда мы просматривали уже готовый фильм, эпизод, на который ушло почти два съемочных дня, промелькнул на экране за несколько секунд. Второй эпизод этого фильма до сих пор не могу вспоминать без смеха. С утра нас, несколько десятков школьников, нарядили в униформу, гитлерюгенда, загримировали и усадили в большом зале перед трибуной со знаменами, свастикой и огромным портретом фюрера. Здесь же присутствовали духовные наставники молодежи в коричневой униформе, с красными нарукавными повязками со свастикой. У них у всех были зверские лица (подбирали их специально или так загримировали— не знаю). Помреж объяснили нашу задачу: при появлении главного фашиста (Астангова) мы должны были все вскочить и приветствовать его криками «хайль Гитлер!» с оголтелым вытягиванием вперед правой руки. Немного потренировались — получалось у всех просто замечательно. Потом, когда главный фашист будет произносить речь с трибуны, мы должны были вдохновенно слушать оратора, пожирая его газами и разражаться неистовыми аплодисментами и овациями по условному сигналу. Все это у нас тоже получалось сразу и великолепно. Какая-то помощница режиссера заявила, что мы все готовые актеры. Хорошо, что не сказала— фашисты… К. середине дня мы успели изрядно взмокнуть, а главный нацист (международная паскуда!) все не появлялся (кажется, знаменитый Астангов задерживался в театре на репетиции). Нервничали помощники, негодовал сам Рошаль. Нас на время распустили, дали передохнуть. По ходу действия было несколько ложных тревог. Рошаль уже вслух произносил что-то непристойное, а в массовке подробно передавали, как именно выругался режиссер, кажется, больше прибавляя от себя… Астангов явился к концу дня. Рошаль не успел раскрыть рот, как «обер-фашист» сам обрушился на него, будто это Рошаль опоздал, а он прождал его целый день на морозе. Артист все больше распалялся, дошел до крика и во всеуслышание сообщил, что вообще отказывается от роли!.. Рошаль начал уговаривать разволновавшегося артиста: дескать, Миша, дорогой, не волнуйтесь, ну чего не бывает в театре, в кино и в промежутках между ними. «Обер-фашист» и главный режиссер наконец крепко обнялись. Астангов сразу успокоился и пошел гримироваться. Нам объявили трехминутную готовность, которая продолжалась около часа. Еще несколько раз прорепетировали вставание и приветствия. Всё застыло в напряжении. Осветители включили свет! И вот он появился в безукоризненном мундире, с моноклем в глазу. Раздались команды: «Мотор!», «Камера!»… По команде мы дружно вскочили с мест и гаркнули вражеское приветствие. Было сделано еще два дубля. Только-только раскочегарились снимать дальше, но тут выяснилось, что Астангов не успел выучить текст речи. Рошаль только попытался выразить ему свое недоумение, как Астангов снова и еще более яростно накинулся на него, и как-то так получилось, что Рошаль оказался кругом виноват и должен был его успокаивать: