Шпионы Первой мировой войны - страница 23

Сэр Пол Дьюкс, который работал на Камминга в России, писал о нем: «Он был британским офицером и английским джентльменом самого высшего сорта, абсолютно бесстрашным и с безграничными ресурсами тонкой изобретательности».

Были предположения, что Камминг был бабником, и конечно, у него было «портфолио» с соответствующими «произведениями искусства», «Ле Ню о Салон», который он показывал избранным коллегам. Драматург Эдвард Ноблок думал, что это было всего лишь доказательством его ребяческого непослушания. По словам Ноблока, Камминга обожали его подчиненные, и особенно его секретарша, мисс ЛеБ.

Как и Келл, Камминг был счастлив принять жалование в 500 фунтов в дополнение к военной пенсии.

К началу октября 1909 года бюро было в порядке и работало. Правда «работало» – громко сказано, лучше было бы сказать – «едва ковыляло»: ему безнадежно не хватало выделяемых денежных средств и полноценно укомплектованного штата. 4 октября состоялась встреча Келла и Камминга с их непосредственными начальниками сэром Джеймсом Эдмондсом и полковником, впоследствии генералом, Джорджем Макдоногом, и были четко определены правила, по которым должны были действовать Келл и Камминг. Для начала им не разрешили в процессе вербовки расспрашивать потенциальных агентов без присутствия Мелвилла.

7 октября, на три дня раньше ожидаемого, Камминг прибыл в бюро на Виктория-Стрит – и, что неудивительно, нашел, что там нечего было делать. Ни он, ни Келл не принимали посетителей, не посылали или получали письма. Чтобы как-то занять себя, Камминг начал изучать немецкий язык. В начале декабря, правда, рабочая нагрузка значительно возросла, и у него теперь было работы, по его словам «столько, насколько мне хватало сил». Он теперь нанял главного агента, Бызевского, родом из Австрии, «зашифрованного» как «B», у которого в подчинении было три человека.

На первых порах между Келлом и Каммингом возникли разногласия. Хотя теоретически они были соруководителями и официально равными по статусу, но в глазах военного министерства, Келл был более равным. Кроме случаев, когда Келл – на которого был возложен контроль над всей военно-морской и военной разведкой и контрразведкой в Соединенном Королевстве – не был в отпуске или командировке, Макдоног всегда связывался по служебным вопросам с ним, а не с Каммингом. Камминг, который на пятнадцать лет был старше Келла, негодовал из-за этого, но министерство иностранных дел, финансировавшее предприятие, не хотело ввязываться в какой-либо спор. Камминг начал добиваться выделения ему отдельного бюро, подальше от Виктория-Стрит, и к ноябрю ему удалось нанять помещения в Уайтхолл-Корт.

Тем временем Келл, настроенный жестко против немцев и безусловный сторонник историй Эдмондса про шпионов под каждым кустом, принялся за работу с энтузиазмом, хватаясь за всё, что возможно. За эти годы Келл завел секретный регистр возможных подозрительных лиц, о поведении которых следовало доносить каждые три месяца. Но ему не удалось провести расследование по списку шпионов, предоставленному Эдмондсом/Ле Кё, которым воспользовались, чтобы пролоббировать создание комитета в 1909 году: как только список сыграл свою роль, никто во власти больше не относился к нему серьезно. Как ни странно, и почти случайно, у Эдмондса в его списке был один подлинный немецкий агент. Это был Пауль Бродтман, директор фирмы-производителя шин «Континенталь» (Continental Tyre Company) в Лондоне, завербованный еще в 1903 году «Адмиралштабом» (главным морским штабом германского флота), для сбора сведений о британских линкорах. Во время формирования бюро он докладывал майору Роланду Остертагу, немецкому военному атташе, о своей поездке в Гастингс. Но новое бюро было не в состоянии расследовать его деятельность, и Бродтман беспрепятственно занимался своим делом в течение еще пяти лет. Тем не менее, в списке из 34 офицеров, услугами которых должен был воспользоваться немецкий главный морской штаб в начале войны, действительно был Бродтман.

Военное министерство, так же как многие из членов Легиона жителей пограничной полосы, начали даже подозревать, что основатель Легиона, Роджер Покок, и сам был немецким шпионом. В 1908 году его сняли с поста секретаря, а через год вообще изгнали из Легиона. Даже это не сняло подозрений, и 6 июня 1910 года Келл приказал, чтобы Генри Дэйл Лонг стал членом Легиона, чтобы заняться расследованием, а возможно и чтобы завербовать из их среды нескольких работающих безвозмездно агентов. Легионерам приходилось самим покупать себе форму, стетсоновскую шляпу, шейный платок, бриджи и ботинки так же как прочую экипировку – такие расходы ограждали от попадания в состав Легиона представителей рабочего класса. И к 5 июля Лонга предупредили, чтобы он не тратил деньги на эти покупки. Из этого можно сделать вывод, что проникновения агентов противника в Легион в реальности не было, и дальнейшее расследование оказалось излишним.