Шпионы Первой мировой войны - страница 50

Эрнест Уоллингер и Сесил Кэмерон были совершенно разными людьми. Уоллингер, артиллерийский офицер, женившийся на женщине из богатой семьи, имел личные деньги. В сражении у Ле Като он потерял ногу. Ему предоставили помещение для бюро в Линкольн-Хаусе, Бэзил-Стрит, 7, Найтсбридж, где он жил с денщиком и служанкой. Штат его состоял из Сигизмунда Пэйна Беста, ставшего его заместителем, секретаря-машинистки и двух бельгийских переводчиков: Эмиля (псевдоним Джозеф Айд) и Вернера (псевдоним Тьюисберт). В апреле 1916 года Айвон Киркпатрик, вернувшийся в Англию после ранения в сражениях у Галлиполи, присоединился к Уоллингеру на Бэзил-Стрит с двухнедельным испытательным сроком, а затем отправился в Голландию как резидент.

Кэмерон, руководивший своими операциям из бюро на Пэрэйд, 2, в Фолкстоне, откуда можно было видеть почти всю гавань, был любопытным выбором. Шотландец из клана Кэмеронов из Локиела, он был сыном исполняющего обязанности главы Разведывательной службы времен королевы Виктории, предшественницы МИ5. Его молодая жена Руби была морфинисткой. В июне 1911 года их обоих обвинили в попытке мошенничества. Руби Кэмерон утверждала, что грабитель сорвал с ее шеи ожерелье стоимостью шесть тысяч фунтов, подаренное ей пожилым поклонником, Билли Уокером, в то время как ее муж покупал подкожный шприц в соседней лавке. К несчастью Кэмеронов никто не смог найти след Уокера, и присяжные признали их виновными меньше чем за 25 минут. Руби выпустили через три месяца по причине слабого здоровья, но Кэмерон отбыл полное наказание, прежде чем был довольно неожиданно помилован, по причине того, что он якобы был прав, отказываясь свидетельствовать против своей жены. На какое-то время его послали работать под другим именем в Европе, но, в общем, осуждение из-за мошенничества, кажется, не причинило его армейской карьере большого вреда. Фактически, его репутация в обществе даже улучшилась от поддержки им Руби, даже при том, что его вина в жульничестве вызывала мало сомнений.

Айвон Киркпатрик так увидел ситуацию с конфликтующими британскими службами, которые также конкурировали с французами и бельгийцами и, возможно, с русскими.

«Это разделение британских усилий на три герметичных отсека выглядит совершенно непрактичным, но оно было необходимым из-за чрезвычайной нервозности в отношении действий голландского правительства. Были опасения, что последнее могло бы попытаться запретить иностранным секретным службам действовать в Голландии, и поэтому было бы неблагоразумно класть все наши яйца в одну корзину».

Фактически, такое разделение было контрпродуктивно: «Обвинения, доносительство, покупка агентов у других служб, дублирование отчетов, сотрудничество между агентами было весьма распространено. Это привело к очевидному дублированию сообщений, исходящих на самом деле от той же самой службы».

Как указывает Киркпатрик, шпионы всех видов двигались в Голландии по тонкой грани. Генри Ландау, которого Камминг послал в Роттердам в 1916 году, считал:

«Любой ценой мы хотели, чтобы она осталась нейтральной, потому что даже если бы она вступила в конфликт на нашей стороне, мы знали, что ее немедленно заняли бы немцы. В их терпимом отношении к обеим сторонам голландцы предотвращали насильственные действия между немецкой секретной службой и нами, которые, несомненно, произошли бы, если бы обе стороны были вынуждены действовать подпольно. Мы совершили бы набег на штаб немецкой тайной полиции в Белом доме в Роттердаме. Они сделали бы то же самое в отношении нас. В целом обе стороны должны быть благодарны голландцам: они сохраняли порядок и были, в какой-то мере, беспристрастными третейскими судьями в конфликте между нами и немецкой секретной службой в Голландии».

Если кто и был рад этой сомнительной договоренности, то, несомненно, Франсуа ван Сант, глава полиции в Роттердаме, которому Ричард Тинсли, как говорили, заплатил за все время войны 25000 фунтов. Они жили как раз по диагонали друг напротив друга, что и вызвало (правильное) предположение, что ван Санта подкупили.

Айвон Киркпатрик тоже обхаживал начальника полиции, чтобы поддерживать через него контакты с голландскими властями. Он приглашал его на обед один раз в неделю и, в течение вечера, передавал ему последнее боевое расписание немцев, за передачу которого своему руководству ван Сант получил бы признание и благодарности. Отношения оказались очень полезными для урегулирования кризисных ситуаций. Например, когда агент Киркпатрика Эмиль Вандерворде сообщил ему, что голландец по фамилии Хармонт, выдающий себя за «проводника», доставлявшего сообщения через проволочные заграждения на границе, и часто посещавший кафе приграничной полосы, на самом деле получал плату от немцев и выдал им часть агентурной сети. – Что мне делать? – спросил Вандерворде. – Уберите его! – беспечно ответил Киркпатрик. Но потом, по его словам, он был в шоке, узнав, что агент исполнил в точности его пожелание, всадив в живот Хармонту пять пуль в кафе в Сан ван Гент. Киркпатрик спросил совета у начальника полиции, но только услышал в ответ, что дела даже хуже, чем он думал: до своей смерти Хармонт прожил еще два дня, достаточно для того, чтобы сообщить имя своего убийцы. В конце концов, Киркпатрик договорился о 12-часовой «амнистии», достаточном сроке для того, чтобы Вандерворде успел сесть на корабль, отправлявшийся в Харидж. Он не говорил, в какую сумму ему это обошлось.