«Шпионы Ватикана…» - страница 55

— Мы не знаем, что делать с Папой Римским и с патриархом Московским, — сказал следователь в конце. — Когда-нибудь ликвидируем обоих.

Однажды ночью, когда следователь предрекал пришествие коммунизма в Европу и полное упразднение религии, я напомнил, что большевизм в Европу уже пришел с Красной армией. «Варварства, совершенные этой вашей армией, — заметил я, — худшая пропаганда коммунизма. Европа не сдастся вам». Я сказал ему это, но корректная речь на следователя не действовала. Он заявил, что вся Европа, когда встречала Красную армию, ликовала. Тогда я отставил корректность. «Дудки, ликовала! — отбрил я. — Европа задохнулась от зловония вашего дерьма! Европа пошлет вас куда подальше».

В другой раз следователь «доказывал» мне правоту материализма и в качестве аргумента выдвинул факт разгрома немцев и их союзников. Те, дескать, имели девизом «Gott mit uns» — «С нами Бог» и проиграли, а Советский Союз — против Бога и победил. В ответ я посоветовал не слишком хвалиться, чтобы не кончить, как фюрер.

«Немецкий девиз „С нами Бог“, — сказал я, — просто музейная реликвия. На самом деле Гитлер был атеистом, как и ваш Сталин, и преследовал религию, особенно католическую. Бог правильно покарал его. Так что будьте осторожны. У дьявола два рога: один ему сломали в лице Адольфа Гитлера, и сейчас очередь второго — Сталина с приспешниками». Для следователя занести в протокол допроса эти резкости было невозможно; для поклонников апокалипсического зверя они звучали кощунством. Более того, кажется, именно тогда следователь посчитал своим долгом, чтобы не выглядеть согласным с моим непочтением к идолу, заявить, что он не позволит мне выражаться подобным образом.

— Я офицер Советской армии и советской юстиции! — крикнул он. — И я не потерплю, чтобы в моем присутствии оскорбляли Советское государство и его должностных лиц!

— Хорошо, — согласился я. — Советское государство и его должностных лиц я больше не оскорблю. Но обещайте, что и вы не будете оскорблять религию и ее служителей.

Следователь обещал. С тех пор допросы стали спокойнее. Однако мучить меня он не прекратил: запрещал класть руки на столик, не позволял мне достаточно спать, по ночам ведя допрос часами. Две ночи подряд он вообще не дал мне сомкнуть глаз, несмотря на то что к утру обсуждать было уже нечего.

В то время на Лубянке в качестве пытки чаще всего не давали спать. Помню, как одного моего сокамерника, чтобы доконать, таскали на допрос ночей шесть кряду.

Днем поспать не удавалось. Недоспавший или не спавший вовсе был под неусыпным надзором. В томительные дневные часы он больше мучился в камере, борясь со сном, чем даже на допросе. Дозволялся примерно час отдыха во второй половине дня. Впрочем, такому отдыху следователь мог и помешать. Остаток времени сидеть было можно, а закрывать глаза — нет. Если кто-то все же задремывал, то сначала его ругали и угрожали, затем, если это не помогало, отводили в карцер. А уж там много способов прогнать сонливость: цементный пол, невозможность лечь, сильный холод или удушающая жара, а то и наручники и смирительная рубашка…

Но существовал не только этот способ вырвать признания. Были еще более действенные пытки: избиение кулаками и ногами, палками, хлыстами, подвешивание за руки или даже за ноги вниз головой. Пытка долгим сидением на крестце на краю скамьи, пытка холодной водой, которая капает постоянно в определенную точку черепа. Это доводило до помешательства. Был еще электрошок и многие другие дьявольские изобретения, которые не описываю, поскольку на себе лично не испытал: говорю о периоде следствия, позднее и я испробовал кое-что.

Все же упоминаю о пытках в подтверждение того, что описано другими. Подтвердить имею право: в годы заключения я встречал многих несчастных, которые эти пытки испытали на себе. Я знавал заключенного, которому выбили все зубы. Был и другой, немец: тот показывал мне в уборной следы от ударов розгами по пояснице. Третий — молодой украинец: его подвешивали до тех пор, пока он не терял сознание. Назову и другого украинца, видел я его в Воркуте. Этого не забуду никогда, такую жалость он вызывал! Он был совсем молодой — и уже калека: сломанные таз и позвоночник, ноги почти не держат, он мог лишь стоять, опираясь на две палки, и дрожал всем телом, даже когда сидел.