Шрамы на стали - страница 8

— Так как же тебя звать, Кобелиным князем? — невинно спросила Мэва, отгоняя тяжелые мысли. — Или как там еще было… Принц плутов, Барон бандитов и Маркиз мерзавцев? Гаскон, я впечатлена твоей фантазией, — выговаривала она, глядя, как несколько перекашивается его самоуверенный оскал. — Ты сам все это придумывал? Очень… мило.

Слово Мэве совершенно не соответствовало, выбивалось немного, почти смущая, но она внутренне торжествовала, глядя на замешательство Гаскона — тщательно скрываемое, конечно же, но прекрасно видное той, кто провел с ним в пути столько времени, кто выучил все его повадки и ухищрения. Наверное, ей тоже было бы немного стыдно за такие мальчишеские титулы, примеряемые с невыразимой серьезностью.

— Где ты это взяла? — удивился Гаскон.

— Еще давно, когда мы были врагами, — нерадостно сказала Мэва, с глухой тоской вспоминая о тех далеких днях, когда все, как казалось, было гораздо проще. — Мои люди перехватили какие-то твои приказы, кажется. Я почти не могу понять, что это было, край обтрепался… зато подписи видны прекрасно.

— И ты хранила записку все это время? — недоверчиво переспросил Гаскон.

— Внезапно нашла теперь, она была в подкладке моего дорожного камзола. Должно быть, сунула случайно и забыла, а бумага там и пролежала.

— Сожги, — отмахнулся Гаскон. — Разве этот огрызок бумаги что-то значит?

Мэва промолчала, чуть царапая ладони ногтями. Наверное, им обоим хотелось верить, что это что-то значит. Встретились взглядами; Мэва сдалась первой.

— Предлагаю соглашение, — улыбнулась она легко. — Я сжигаю бумагу и не показываю каждой душе в лагере — а они наверняка оценят все твои собственноручно придуманные подписи, долго еще будут болтать о твоей светлой персоне… А мы забываем об этом, и ты зовешь меня так, как следует. Хотя бы недолго, три дня.

— Как все серьезно… А ты хороша в переговорах, — признал Гаскон, вертя между пальцев острый наконечник. — Напала на раненого, а, Мэва?

— Это война, — совершенно строго подтвердила Мэва, радуясь, что голос не подводит ее: страшно хотелось расхохотаться. — И никакой Мэвы. Так что, принимаешь условия?

— Ладно, посмотрим, попробуем, — он покачал головой. — Всего три дня я готов потерпеть. А как прикажете величать? Моя королева?

Она отчего-то смутилась этого бархатно мурлычащего голоса, почти кошачьего. И бездумно кивнула, уже чувствуя волчью яму, неотвратимо проваливающуюся под ногами. В глазах Гаскона плясали не чертики — откормленные демоны; и что-то Мэве подсказывало, долго она не выдержит, но попытаться стоило.

***

Полуденное солнце слепило взгляд, жарило в спину неожиданно рьяно. Воздух был студенистый, смоляной — густой до невозможности. Впереди где-то маячила битва, там, где скрылся нильфгаардский караван с награбленным в ее землях, но Мэва оглядывалась на свое разморенное войско и думала, что бой — не лучший исход. Впрочем, мертвая тишина была внезапно разрушена: из леса, на опушке которого они встали, вылетел отряд.

— Моя королева! — патетично и отчаянно возопил Гаскон, изображая на своем лице такое истинное рвение, что Мэве стало немного не по себе. Хрустнули ветки, в небо взвились птицы. Заржали лошади; кавалеристы недалеко от них ушли, разразились тяжелым и гулким совиным уханьем.

— Заставь дурака богам молиться… — вздохнула Мэва обреченно, не в силах сдержать широкую улыбку. Шел третий день; Гаскон совершенно изводил ее своими выходками.

Он подъехал ближе, оживленно заговорил, рассказывая обо всем, что его люди успели вынюхать. Восторженно-щенячий блеск глаз удивительным образом сочетался с по-военному четким докладом — все же, чему-то сосуществование с Рейнардом успело его научить.

— Прикажете принести головы Черных к вашим ногам, моя королева? — наигранно-серьезно уточнил Гаскон, внимательно глядя на Мэву. Она не могла быть точно уверенной, что у нее не дергается глаз, — а то и оба.

— Ладно, хватит, — сдалась она. — Жутко слушать.

— А мне, может, нравится, — ухмыльнулся Гаскон. — Никогда не думал, что ты способна покраснеть. Поразительное зрелище.

— Это жара, — сквозь зубы заявила Мэва. — Печет, как в горне кузнечном. Но если так уж хочешь, веди своих людей в авангарде, они, кажется, больше всех рвутся в бой.