Штаб-лекарь И. В. Протасов - страница 11
Больных в госпиталях очень плохо кормили. На питание в день им отпускалось всего по полторы копейки. Все больные получали одинаковую пищу. Лечебная диета в большинстве госпиталей не соблюдалась.
На некоторых заводах управители вмешивались в дела врачей и мешали им работать. Например, управитель Березовских заводов требовал, чтобы комиссар госпиталя, назначенный из мастеровых, выписывал больных без ведома врача и таких, которые работать еще были не в состоянии. Управитель снижал и без того мизерные нормы питания больным, присылал врачу распоряжения о том, какие болезни какими лекарствами лечить. Врач Паш в связи с этим просил защиты у врачебной управы[5].
Плохо обстояло дело с лекарствами. Они стоили очень дорого. Аптеки были только в Перми и в Екатеринбурге и получать там лекарства уездам и заводам было очень сложно. При неоднократных проверках аптек было установлено, что аптекари сильно завышали стоимость лекарств.
Инспектор врачебной управы во время своих ежегодных объездов губернии отмечал все эти недостатки, сообщал о них в Медицинскую коллегию, начальнику горных заводов, предлагал меры по устранению недостатков, но положение в госпиталях почти не менялось.
С 20 апреля 1803 года Протасов, кроме работы в управе (в семинарии он вел занятия по совместительству), стал еще работать врачом госпиталя при Мотовилихинском медеплавильном заводе.
Этот госпиталь представлял собой несколько стареньких сырых избушек, расположенных в низине. Кроватей, тюфяков и прочих самых необходимых вещей не хватало. Имевшиеся в небольшом количестве тюфяки изветшали. Не было хирургических инструментов, лекарств. Протасов осушил почву около госпитальных избушек, собрал большое количество разнообразных лекарственных трав, организовал аптеку и полностью обеспечил госпиталь бесплатными лекарствами. Он сэкономил казне 356 рублей — больше своей годовой зарплаты (за работу в госпитале он получал 300 рублей). Протасов через благотворительный комитет добился получения для госпиталя всех необходимых вещей — не только постельных принадлежностей, но и одежды для больных.
В 1804 году начальник Пермских и Гороблагодатских заводов Дерябин свидетельствовал, что «госпиталь сей в устройстве своем и порядке под надзором его (Протасова) приведен ныне в такое состояние, какого по тамошним обстоятельствам более желать нельзя»[6]. Дерябин отмечал, что Протасов является примером для всех заводских врачей и ходатайствовал о его награде. Такую же высокую оценку деятельности Протасова в госпитале дал инспектор управы Ф. X. Граль.
Начальник заводов Дерябин хорошо знал Протасова как опытного врача и нередко обращался к нему с просьбой выехать на тот или другой завод для борьбы с возникавшими там эпидемическими вспышками «гнилой горячки». Так, в феврале 1803 года Протасов в связи с такой эпидемией выезжал в Воткинский завод[7].
В эти годы И. В. Протасов создал ряд исследований по различным вопросам медицины. Надо сказать, что все его работы написаны очень живо и образно.
Большой интерес представляет для нас его краткий курс лекций по истории медицины под названием «История врачебного искусства в девяти эпохах с особенным присовокуплением истории Российского врачебного искусства». Здесь он особое внимание уделил освещению истории русской медицины. Протасов направил лекции митрополиту Амвросию с просьбой издать их в качестве пособия для семинаристов, но и эта работа не была напечатана и сохранилась в виде рукописи[8].
В «Истории врачебного искусства», как и в других своих работах, Протасов подчеркивает высокое назначение врача, как слуги народа. В предисловии к лекциям он писал: «Всякому и всегда надлежит иметь дух совершенно упоенный ревностью к пользе человеческого рода».
Историю медицины Протасов освещает с материалистических позиций. Он пишет о том, что медицина возникла с появлением человека, и связывает ее развитие с условиями жизни первобытных людей.
Протасов резко критикует церковь, как источник распространения суеверий и невежества в средние века. В частности, он рассказывает о том, как церковники в 1553 году сожгли публично на костре в Женеве испанского ученого Мигеля Сервета (этот рассказ, возможно, послужил причиной того, что рукопись не была издана).