Шумный брат - страница 7
Вбежали в пустынную церковь, а пирогами что-то и не пахнет. Сложили хоругви, расставили иконы. Посмотрели туда-сюда — нет пирогов. Даже крошек от них не видно.
Пришёл сторож посмотреть, не растеряли ли мы церковное имущество, ухмыльнулся и говорит:
— Тю-тю, уплыли!
Анафема
Не сразу мы поняли, кто и куда уплыл. А сторож засунул в нос нюхательного табаку, чихнул и добавил:
— Правильно, теперь уж доплыли!
Обступили мы его, заголосили. Спрашиваем с него, больше не с кого. Поп загулял у богатеев, и дьякон с ним, и регент Алилуй тоже. И Толька-попович куда-то исчез.
— Откупил все пироги у нашего попа Губан Абрамов. Сплавил по реке в богадельню. По-теперешнему — в дом престарелых. И перепродал втридорога. Вот так, мои милые.
— Да как же это? Даром я рот-то разевал, что ли? — обозлился Андрон.
— Это ты, хрипун, с отца спрашивай. Глядишь, на твою долю оставлено!
— А на Сашину долю? — подступил к сторожу Гриша. — У него же ангельский голос!
— Так зачем же ему пироги? Ангелы — существа бесплотные, святым духом питаются, — рассмеялся кривой сторож.
Все мы чуть не заплакали. А Гриша обозлился.
— Ах так, — сказал он, — айда, ребята, попитаемся святым духом! — и ударом ноги распахнул двери в алтарь.
Это было запретное место. Там поп с дьяконом колдовали. Там они, чтобы никто не видел, в разные ризы переодевались. И нас туда редко пускали. Но Гриша знал, что есть там спрятанное вино для причастия. И просвирки. Пышечки такие, которыми верующих оделяют.
Залетели мы в алтарь, нашли сундучок с просвирками, расхватали в один миг. А Гриша бутыль сладкого вина достал и давай причащать нас, наливая в серебряную ложку.
Сторож бросился отнимать, а пьяные ноги заплетаются. Споткнулся, упал. Поднялся, опять упал. Схватил метлу, мы — в разные стороны.
И такой пошёл визг, хохот, какого в этой церкви вовек не слыхали.
Сторож за нами гоняется, злющий, как дьявол, а мы, как чертенята, визжим и по всем закоулкам носимся.
За таким занятием и застали нас поп и дьякон, пришедшие разоблачиться, снять праздничные ризы и одеться по-домашнему. Дьякон увидел нашу потасовку со сторожем да как взревёт:
— Анафема!
Долго потом над нами, певчими, все сельские ребятишки смеялись. Да и взрослые. А дядя Миша-солдат больше всех.
— Ну, ангельский голосок, сладок ли поповский пирожок? — спрашивал он насмешливо.
— А я почём знаю! — отвечал я, чуть не плача.
— Ну как же, теперь ты знаешь поповскую механику. Ловко они обдувают православных!
Все мы, обманутые мальчишки, так обозлились, что устроили поповскому Тольке тёмную. Накрыли его нашими одежонками и поколотили.
В церкви больше не пели. И регента дразнили:
— Алилуй, поповский холуй!
Отшельники
Почему я не мог отстать от конопатого Андрона, и сам не знаю. Ведь его отец нас обманул, перекупил у попа и сплавил праздничные пироги.
Мне больше нравился Гриша, и лучше бы мне дружить с ним. Но Грише некогда было играть, он всё чаще помогал отцу в кузнице. А у Андрона было вдоволь свободного времени, на него батраки работали.
И вот что ни день, то какая-нибудь забава: на выдумки Конопач был горазд. И это влекло меня.
Ну какой мальчишка откажется, если ему, например, предложат пожить в тайной пещере? Такую мы выкопали с Андроном в обрывистом берегу реки.
Залезть в неё можно было только из-под берега, под саживая и подтягивая друг друга. Так в ней хорошо, соломка постелена, мягко. А поверх — старая овчина, изъеденная молью. И кусок разбитого зеркала у нас вставлен в глиняный угол. И смотрит на нас, как голубой глаз. В пещерке полутьма, а в нём небо отражается. И так хорошо лежать тихо-тихо и смотреть, как внизу ласточки носятся. Между нами и водой — туда, сюда. Кажется, вот-вот крылышками воды коснутся… Особенно интересно, когда тебя ищут и не находят, кличут и не докличутся.
— Саша! Сашок! Сашенька! — зовёт бабушка то ласково, то тревожно, то жалобно.
И так её жалко, сердце надрывается, а сдерживаешься. Губы закусишь, а молчишь. А голос то удаляется, то приближается. Весь измучаешься, весь истомишься, пока бабушка уйдёт.
А потом скатишься под берег комочком. Забежишь наперёд, встретишь её у самого дома: