Шургельцы - страница 15

Вошла Елвен, держа в руках пол-литра.

— Это я от него все прятала, — кивнула она на мужа. — Угощай гостей, только в свое широкое горло, как в рукав, не лей. Вот беда…

Хозяин дома, не обращая на нее внимания, не чокаясь ни с кем, судорожно опрокинул стопку в рот, бормоча что-то, потом выпил еще одну.

— Говорю, гостям наливай. Дай сюда бутылку! — Елвен вырвала из рук мужа поллитровку, налила всем. — Добрые люди, здрасте! — Залпом выпила полстакана. — Э-эх, какой злой, крепкий, как и пьете только…

Гости от нее не отставали. Трофимов опьянел, плясал, натыкаясь на стол и опрокидывая стулья. Отдышавшись, схватил Шихранова за рукав:

— Ты прошлый раз в акте не расписался, товарищ начальник.

— За столом о работе не говорят, об этом в правлении потолкуем, — отмахнулся председатель.

— Еким Трофимыч, если на всех твоих актах расписываться — чернил не хватит. — Матви повел рукой в воздухе, будто писал.

— Матвей Капитоныч, не шути с ответственными работниками.

Ветсанитар поднес хозяину несколько листов.

— Тут немного — раз, два, три, и еще о Лыске. Помнишь? Ну, будете или нет? А то я вас всех выведу на чистую воду! — пригрозил он, складывая бумаги.

— Еким-кум, чего портишь компанию! На-ка, выпей еще рюмочку, — уговаривала его Елвен. — Вместе пришли, вместе пойдете. Я и сама как увижу сына Спани, так вся задрожу. В ложке воды бы утопила, кабы дали… — Она сжала пальцы, будто кошка когти. — Ненавижу его.

— Почему ненавидишь? — спросил муж.

— Ты молчи, тебя не спрашивают, — толкнула Елвен мужа на стул. Потом опять разлила водку. — Прошлый раз целый воз травы отнял у нас. Молодой, а управы на него нет.

Но председатель начал разговор совсем о другом:

— Матвей Капитоныч, из-за тебя мне выговор влепили. Говорят, на ферме беспорядок. — Шихранов вышел из-за стола, ладонью потер живот и сладко зевнул. — Почему вы на Ерусланова сердитесь? — вдруг спросил он.

Ему не сразу ответили. Елвен подошла, переваливаясь как утка, и что-то сказала тихо. Шихранов понимающе кивнул.

— Если так, надо меры принять.

Шихранов поклонился, поблагодарил за хорошее угощение и направился к двери.

— Подай подорожную, чего спишь! — крикнула Елвен мужу. Он уже храпел, сидя на стуле, поминутно клевал носом. От окрика вскинулся. Недовольно поморщился:

— Чего ты, чего? Не приставай!

— Подай, говорю, подорожную! Не спи, пока люди не ушли, стыдно!

— Ладно, ладно…

Шихранов ушел, Елвен поднесла рюмку Трофимову и себе налила. Выпили.

— Без меня пить? — вскочил на ноги хозяин. — Трофимов, чтоб твоего духа здесь не было! Ненавижу… — Он стал засучивать рукава. — Говорил ты мне или нет, что останусь заведующим? Обманщик, свистун. Ну! Чего молчишь? А то… — Матви схватил табуретку.

— Смотри, Капитоныч, я тебя выведу на чистую воду, — пригрозил ему Трофимов, — не помнишь, на каких актах расписался? Вот они тут все подшиты, пронумерованы. Где рука, там и голова. Так просто от меня не отделаешься… много раз еще угощать будешь.

— Вон отсюда, свистун, обманщик! — ругался Матви, размахивая табуреткой.

Елвен подбежала, выдернула из рук мужа табуретку, вытолкнула его в сени.

Он схватил железную лопату, рванулся обратно, но дверь уже была заперта. Со злостью Матви забарабанил, закричал:

— Разбойники! Трофимов меня убивать пришел, грабеж!

— Еким, не обращай внимания на него, он пьяный, — спокойно сказала Елвен. — Если бы не я, он бы давно пропал… Как нехорошо получилось. Ты нас извини.

— Дай еще рюмочку, и я пойду. — Трофимов выпил, закусил, поспешно взял шляпу, покачиваясь вышел из избы во двор. Там увидел Матви, сидящего на земляной завалинке. В ногах у него валялся сломанный черенок лопаты.

— Улепетывай, свистун! — невнятно бормотал он, пряча руки в рукава.

Настала ночь, заморосил дождь. Похолодало.

Анись возвращалась домой с дальнего поля. Войдя во двор, вдруг увидела лежащего на земле человека в одной рубашке.

Анись сейчас была такая добрая… Что она видела в родном доме? Скандалы между родителями, пьяные потасовки, грубость… И родная матушка обновы покупала, а ругала из земли в землю. И никогда-то никто в доме у них не радовался. Никто друг другу ласкового слова не сказал. Так тяжело ей было. А ребята все такие дружные и с ней хорошо говорили. Нынче в первый раз, кажется, было ей так легко, так весело.