Шургельцы - страница 25
Сухви бросила в реку камень. По воде пошли круги.
— Вот так и в моем сердце, — сказала Сухви.
— У меня не то что круги, волны громадные, — сказала Прась и неспокойно засмеялась. Потом прыгнула легко, как козочка, на большую связку конопли, еле удержалась, чуть не упала в воду. — Приедет Прухха, мы с ним будем кататься на лодке.
Прась оттолкнула конопляный плот шестом, помахала рукой.
— Ах, господи, куда ты, упадешь в воду, холодная очень! — забеспокоилась Сухви.
— Я поехала, до свиданья! — крикнула девушка. — Плыву навстречу милому.
Ветер гнал по реке волны. Плот отплывал от берега все дальше. Белый платок у Прась раздулся, как дальний парус. Трепетали оборки платья. Только толстые косы, заплетенные голубой лентой, лежали на груди тяжело, спокойно.
— Ой, не утони! — кричала Сухви и перебежала по мосту на ту сторону. Прась уже стояла на берегу.
— А я ни капельки не испугалась, — засовывая под платок растрепанные белокурые волосы, сказала Прась. — Мне так хорошо было, весело, просторно. — Прась нет-нет да и поглядывала на дорогу. И не напрасно…
Со станции ехал воз. На нем сидели двое. Один из них по солдатской привычке держался прямо, а другой, понуря голову, качался из стороны в сторону. Это были Матви и его сын Прухха.
— Отец, помнишь, как ты возвращался с Урала?
— Помню, сынок, помню.
— Ты мне и сейчас кажешься таким, — сказал сын.
— Наверно, я такой и остался. А ведь меня недавно чуть на тот свет не отправили.
— Кто же?
— Молодчики, которые из армии возвратились, вроде тебя. По пьяному делу, конечно…
— Пьешь все?
— Вот поживешь, посмотришь — можно у нас без водки жить или нет.
— Не понимаю я тебя, отец.
— Поживешь — поймешь. Я не от водки пьян, а от твоей матери. Не выпьешь, так невтерпеж. — Наклонившись к уху сына, он прошептал: — Сынок, о прошлом вспоминать не надобно. Вот тут, — Матви показал на сердце, — горит, только огня не видно. Уж скоро вечер, а я в рот еще ничего не брал.
Прухха развязал солдатский мешок, протянул кусок колбасы.
— На-ка, отведай гостинец солдатский… От фермы-то тебя освободили?
— За скотом плохо ухаживал, контроля не было, сказали. В общем-то меня надо было давно снять, я ведь не своей головой работал… Чего там допытываться. Выгнали — и слава богу.
— Анись как живет?
— Анись-то? Да мать, чай, давно тебе не писала? Убежала наша Анись. На торф убежала, а теперь, говорят, в Буинске. А точно не знаем. Да в нашем доме кто выживет.
Прухха ничего больше не спросил.
К вечеру Матви привез сына домой. Посидели они, поговорили. Но Прухха, против обыкновения, не выпил ни рюмки, как мать ни угощала, и пошел из дома. Так хорошо, так мило ему было на улице. Не заметил, как полночь настала, как люди спать легли. Только молодые пары перешептывались на скамейках у ворот или под ивами.
— Шагай, шагай правой, — улыбнулся Прухха.
— Зачем? — засмеялась Прась.
— Я три года мечтал тебя увидеть. Как правой шагну, так начинаю о тебе мечтать. Очень мне здорово с тобой ходилось.
Девушка еще веселей засмеялась.
— Ну, хватит нам с тобой маршировать, еще научишь. — Она быстро повернулась к Пруххе, посмотрела ему в лицо, спросила: — За тобой на станцию отец приезжал?
— Отец, — печально ответил парень.
— Прухха, ты устал? — спросила Прась, хоть понимала, отчего он загрустил.
— Не устал. А нет никакой радости оттого, что у меня родители есть. Анись сбежала. А что она умеет? Как устроится? Совсем к жизни не готовая. Что видела? Грубость, жадность да отца пьяного. Я бы совсем не приехал домой, если б не ты. Только из-за тебя. И своим родителям так сказал.
— Не надо было родителям говорить.
— Пусть знают, скрывать нечего.
Подошли к дому Прась.
— Постоим.
Парень хотел обнять девушку, но она легонько отстранила его руку.
— Прухха, светает, до свиданья. — И она взбежала на крыльцо. — Счастливо оставаться. До свиданья, Прухха. — У нее почему-то сжалось сердце. Такой печальный стоял у ворот Прухха и руки опустил.
Дома ее ждала Сухви, не спала.
— Завтра чуть свет хочу в Буинск идти, — сказала она, обняв подружку за плечи. — Прухха не переменился?
Прась не сразу ответила, вздохнула.
— Думала, успокоюсь, как увижу его… — сказала она невесело.