Шургельцы - страница 49
На другой день погода была совсем другая: безветренно, потеплело. Солнце засветило.
— Доброго человека хороним, и погода какая стала, хоть в рубашке ходи.
— По преставившемуся и погода. А не так было, когда Елвен померла…
— Оно уж так, по человеку и честь, — горестно кивал головой Кэргури. — Смерть-то одна, да люди разные.
И утро будет, и вечер будет — говорили в старину. Время шло, дни прибавлялись. В полдень с крыш падали светлые капли, сверля ямочки в затвердевшем снегу; к вечеру длинные-длинные сосульки висели, как блестящие веретена. На солнце подолгу, не двигаясь, стояли коровы и овцы, жевали жвачку, не спеша глотали. Гусаки, вытягивая длинные шеи, хлопали крыльями, гоготали звонко.
В один из таких дней Якку прибежал из школы:
— Пап, когда придет весна?
Но в избе никого не было. Якку снял сумку, повесил ее на гвоздь около двери, окинул взглядом избу, сказал горько:
— Дедушка бы сказал, когда весна будет с ручьями.
И заплакал, вытирая кулаком слезы.
Спавшая в зыбке Света проснулась. «Дедушка!» — радостно закричала она, — должно, увидела деда во сне. Потянулась к печке.
— Не придет больше дедушка, его под землю закопали, я сам видел, — объяснил Якку сестренке.
Ему стало еще грустнее от этих своих слов, он подошел к зыбке, заморгал мокрыми ресницами. Света тоже сморщилась, глядя на брата.
— А ты не плачь, все равно дедушка больше никогда не придет. Ты еще маленькая, не понимаешь…
Вошла Нинуш.
— Дети, чего плачете? — спросила она.
— Света дедушку спрашивает. А он умер, его под землю положили. Я сам видел, — сказал Якку. — А чего теперь у нас дедушки-то нет? Почему ты и папа его не вылечили? Он бы жил…
Якку вынул сестренку из зыбки, поставил на пол.
— Сынок, уронишь Свету, — сказала мать, не отвечая.
— Дедушка мне ее нянчить наказывал, не уроню. — Братишка вытер глаза сестре подолом своей рубашки.
Нинуш посадила детей на колени, приласкала, сама с ними всплакнула, а потом и успокоила:
— Завтра сороковины. Блины испечем, не плачьте. А то у дедушки на могиле земля тяжелая станет.
ТЕЛЯТА
На ферме собрались пионеры вместе с Ниной Петровной. Она была в пальто из синего сукна. Голова повязана белым шерстяным платком, — очень он был ей к лицу. Сама веселая, как дети; большие голубые глаза смотрят доверчиво, радостно.
— Гостей-то очень много, оказывается, — улыбнулся Ванюш. — Вот я вам сейчас представлю командира, он главный хозяин над телятами: дедушка Кузьма Спиридоныч. Знаете?
— Знаем, дядя Ванюш! — хором закричали дети.
Дети вошли в телятник, начали рассматривать телят, а те таращили глаза на необычных посетителей.
— Я этого пестрого возьму под шефство. Ой, какой он смешной.
— А я красного, Лыску, он мне больше всех нравится.
Так же, гурьбой, дети повалили в помещение, где были самые маленькие телята, которых тут же прозвали «малышовой группой». Пионерам у малышей не понравилось.
— Жуткая вонючка. Так они до весны передохнут, — загалдели ребята.
— Кто телятница? Ей надо двойку поставить!
В углу, на куче чистой соломы, спала женщина.
— Тетя Унисье, гостей плохо встречаешь, тут у тебя опять нечисто.
— Этих сопливых еще стесняться, — проговорила Унисье мрачно, приподнимаясь на соломе и зевая во весь рот.
Дети еще больше зашумели, а Унисье ворчала:
— Чужую работу осуждать, чертенята? Выметайтесь отсюда!
— Тетя Унисье, не ругайтесь, верно вам говорят, — заметил Ванюш.
— А что, думаете, мы не сможем получше вас работать? — сказал один из пионеров.
Ребята постарше уже вывозили мусор и навоз за ворота фермы. Потом тщательно вымыли помещение для телят. Учительница, засучив рукава, работала вместе с ними.
— Ненадолго небось их хватит. Скоро бросят да убегут, — пробормотала Унисье, — здесь вам не хлеб жевать да молочко попивать…
Однако никто ее не слушал.
Вечером, после ужина, в дом Спани постучалась Плаги-ака.
— Два теленка заболели! — с порога сказала она.
Ванюш наспех оделся, выбежал из избы.
К его приходу один теленок уже подох.
— Другой где?
— Где, на своем месте! Не на выставке же ему быть, — огрызнулась Унисье.
— Кузьму позови: у теленка судороги, — заторопил Ванюш. — Кузьма поможет.