Схватка с ненавистью - страница 12
Видно, и сам Боркун заметил, что референт СБ без особого внимания относится к его монологу, потому что внезапно замолчал и после паузы сказал резко и чуть презрительно:
— Я знаю, о чем вы думаете. Борьба закончилась полным поражением, вместе с капитуляцией Берлина рухнули и наши надежды, не так ли?
— Ошибаетесь, — стараясь, чтобы ответ прозвучал почтительно, сказал Мудрый. — Действительно, положение у нас не из легких. Поражение Германии привело к тому, что оказалась разрушенной и создававшаяся годами наша система борьбы. Вы не хуже меня знаете, что к окончанию войны перестали существовать наши диверсионные школы, пропагандистские центры, перевалочные базы в Австрии, Германии и некоторых других странах.
— Да, это так, — признал Боркун.
— Вам также известно, что если мы даже имели бы возможность набрать людей, то все равно не смогли бы их одеть, вооружить, кормить…
— Эти прописи я без вас знаю, — чуть раздраженно прервал его Боркун. — Не вам мне рассказывать, что наши сотни снабжались вермахтом.
— Этой базы больше не существует.
— Найдем новую!
— Мне бы ваш оптимизм!
Мудрый позволил себе усомниться в словах Бор-куна.
— Джентльмены из английской Интеллидженс сервис и американцы из службы Даллеса пока относятся к нам весьма прохладно…
— В некоторых случаях реклама вредна.
— Верно, бывают и такие связи, о которых не стоит писать в газетах.
— Вот-вот, — кивнул Боркун. — Самое главное, что в нашей борьбе с Советами мы не одиноки. Над Европой подули новые ветры.
— Вы имеете в виду речь Черчилля в Фултоне?
— Не только ее, хотя эта речь — целая веха в послевоенной истории. Разве не знаменательно, что специальные службы некоторых государств стали выделять даже людей для связи и контактов с нами?
— Об этом вслух не говорят, — приглушил голос Мудрый.
— Не волнуйтесь, здесь нас не услышат. Да, действительно, — задумчиво, будто размышляя вслух, продолжал Боркун, — наши надежды на быстрый успех в вооруженной борьбе потерпели крах. Мы не контролируем события, приходится в этом признаться. По имеющимся сведениям, одиночки там, на украинских «землях», еще продолжают сражаться. Но они обречены.
— Мужество героев не пропадет бесследно, — почтительно сказал Мудрый.
— Безусловно. Но мы реалисты — это безысходное мужество. Самоубийцы выбирают обычно самые высокие мосты, чтобы броситься вниз головой. И никому не придет в голову считать их рекордсменами по прыжкам в воду. В лучшем случае их хоронят в укромном месте и без панихиды.
— Не совсем понимаю вас… Не можем же мы прекратить борьбу!
— И не должны. Но вести ее следует новыми методами, а не уподобляться самоубийцам. Сколько вы заслали за последнее время агентов на «земли»? — неожиданно спросил Боркун.
Мудрый замялся. Даже здесь, в укромном ресторане, он предпочитал не говорить о таких вещах.
— Впрочем, я и без вас знаю, — свысока бросил Боркун. — Ушло у вас пять человек. Двое погибли в перестрелке на границе, двое явились с повинной к Советам, один где-то осел так, что сыскать его невозможно. Короче, воспользовался вашими деньгами и документами, чтобы сбежать от своего прошлого, а заодно и от вас…
— От нас… — тихо поправил Мудрый.
— Не имеет значения. Факт остается фактом: из пяти попыток ни одной удачной. Это сейчас самое важное. Остальное — лирика. А мы с вами — люди дела, не так ли?
Мудрый опустил голову. Боркун болтает о вещах, которые знать ему не положено. Для него была составлена рапортичка: пятеро ушли за кордон, двое погибли смертью героев в схватке на границе, трое приступили к выполнению задания. Боркун должен был передать эту цифирь «друзьям», которые дали деньги на операцию.
Мудрый в минуту раздражения называл свою службу «конюшней». Видно, в «конюшне» завелась «серая лошадка». Придется навести порядок.
— Не вздумайте искать мой источник информации, — словно угадав его мысли, проворчал Боркун. — Отобью охоту…
— Мы с вами не из конкурирующих служб, — примирительно улыбнулся Мудрый. — От вас секретов нет… — Он с ненавистью глянул на прилизанный пробор Боркуна, склонившегося над тарелкой, и испугался: вдруг тот заметил его взгляд?