Швед - страница 3

Едва только забрезжила ранняя розовая зорька – на зимовнике опять поднялась тревога.

Припав с мушкетами в руках к загороде, козаки, поёживаясь от предрассветного холодка, наблюдали за вереницей всадников, медленно направлявшихся к зимовнику.

Вот они остановились. Передний всаднике немного отделился от прочих.

Вдоль ограды зимовника послышалось сухое щёлкание взводимых мушкетных курков.

В это время передний всадник подъехал ещё ближе и протяжно крикнул;

– Пугу!.. пугу!.. пугу!..*

Омелько приложил руки ладонями к губам и также громко и протяжно ответил:

– Пугу!.. пугу!..

Наступило минутное молчание.

– А кто такой? – закричали из-за ограды.

– Козак с лугу!

– А с какого лугу – с Великого или с малого?

– С Великого!

– Если с Великого лугу*, так иди, козаче, до кругу!

Пока шёл этот обмен условных приветствий – по строго соблюдаемому в Диком поле обычаю – всадник не трогался с места – зная, что при первой же попытке приблизиться к зимовнику – он будет встречен мушкетной пулей, теперь же, опустив конские поводья, он вольным шагом подъезжал к воротам.

– Отворять? – спросил один из молодиков.

– Подожди...

— Что вы за козаки? – высунув голову, осматривал Шульга пришельца. Недоверчивый старик не хотел впускать незваных гостей, не убедившись с кем имеет дело.

– Менского куреня* знатный товарищ Максим Перековец, – с достоинством отвечал всадник, – с козаками того ж менского куреня.

– Боже мой, – закричал весело Шульга – мы тож менские козаки! Гей! Мальцы, хлопцы, ну же швыдко! Хутко! Геть* все камни! Впускайте! Я ж и Перековца знаю!

– И я его знаю, когда-то побратались, – говорил Кислань, помогая отваливать плотно заваленные ворота.

Новоприбывшие, спешились и, ведя коней в поводу, вступили во двор зимовника.

– Вяжите коней до ясел, да идём до «госпо́ды», – просил Шульга.

Но прибывшие козаки не торопились привязывать коней, а, сняв шапки, кланялись, приговаривая по правилам запорожской вежливости.

– Отаманы товариство – ваши головы, – т.е. гости этим приветствием отдавали себя в полное подчинение хозяевам, говоря, что наши головы уже не нам принадлежат, а вам.

На это хозяева с низкими поклонами отвечали тоже: – «ваши головы! ваши головы!».

Ни та, ни другая сторона не хотела высказать себя незнающей «звычаев-обычаев запорожских» и тем уронить свое козацкое достоинство.

Приехавшие имели очень изнурённый вид.

Видно было по всему, что они сделали длинный и трудный путь. Красные «каптаны» были запылены и обтрёпаны, широкие суконные киреи* были изорваны, сине китайчатые шаровары у многих были в клочьях. У всех были заметны следы какой-то отчаянной схватки. Пятиаршинные копья, окрашенные спирально красной и чёрной краской, были поломаны, ронды – конские уборы были в беспорядке, запачканы, иссечены, смяты и на скорую руку связаны верёвочками. Загнанные кони едва держались, и кровь сочилась по избитым бокам.

Отдельной кучкой среди козаков сбилось несколько человек, одетых в синие мундиры.

– Шведы, – сказал Таран, разглядев их, – ну, брат Омелько, готовь коня!

– Увидим, – недовольно пробурчал тот.

– Га! Омелько Кислан! – вдруг расставил руки Перековец – плотный, мускулистый козак с бесшабашным выражением лица.

– Я и есть! – отвечал Кислань, обнимаясь и целуясь с Перековцом.

– Чего ж ты, Омелько, не в войске? Я и не гадал тебя увидеть – слух был, что ты, побратимо, пропал совсем...

– Было и дал дуба, да спасибо старо́му, – указал Кислань на Шульгу, – отходил меня. Всю зиму отлёживался в зимовнике.

– Ну, хлопцы, – обратился Перековец к своим, – пускай. коней на роздых... Трое суток, диду, обернулся он к Шульге, – на взаводы* гнали, что было духу!

– За какой бедой?

– Не своей волей – москаль гнал.

– Москаль? – удивлённо пронеслось среди столпившихся зимовничан, – москаль в Диком поле?! Козаков да москаль гнал? А где же войско?

– Войско тю-тю, – свистнул Перековец.

– Как?!

– Нету ни войска, ни гетмана, ни короля... Всё пошло к чёртовому батьку!

– Овва!

– Где же оно делось?!

– Побил под Полтавой москаль... У пень порубил и шведское войско и кошевое... Сам король, живой-неживой, бежит теперь степовыми шляхами до турка... И гетмана в рыдване* степом потягли... А за ними наша старшина и товариство чуть-чуть.