Швейцарское Рождество - страница 5
Вальтер принял слова лобастого буквально и расцвел:
— Да, Конан Дойла мы все уважаем. Четыре гостиницы Майрингена спорят, в которой из них останавливался Шерлок Холмс.
— И? — спросил Арехин.
— Решения пока нет.
— А как насчет «Gruselgeschichten»?
— Комиссия по туризму выдала нам сертификат в том, что здесь останавливался профессор Мориарти. Других заявок на Мориарти не было, и потому не было и затруднений. Так что, господа, если ночью вы услышите или увидите что-то странное, знайте: это бродит тень профессора Мориарти.
— Получается, у вас гостиница с привидением? — вновь вступила в разговор дама.
— С литературным привидением, — ответил Вальтер и, пожелав приятного аппетита, удалился следом за сестрой.
— Ловкачи, — перейдя на русский, сказал лобастый. — Из чужих рассказов умудряются извлекать прибыль.
— Не переживайте, пройдет лет десять или двадцать, и хозяин будет с гордостью рассказывать, что здесь останавливался цветроссийской…
Рыжеватый, перебивая франта, обратился к Арехину:
— Раз уж случай свел нас не только в купе, но и за столом, не мешает познакомиться поближе.
Дельное предложение. А то рыжеватый, лобастый, франт и дама для внутреннего употребления, пожалуй, приемлемы, ноне обращаться же «господин франт, передайте, пожалуйста, горчицу».
— Александр Арехин, — представился он. — Как уже имел честь говорить, студент Императорского училища правоведения.
— Владимир Ильич, литератор, — ответил рыжеватый. — Надежда Константиновна, моя жена, тоже литератор.
— Лев… Лев Давидович, литератор, — нехотя сказал лобастый.
— Феликс Эдмундович, литератор. — Франта, напротив, церемония представления веселила.
— И вот сидим мы здесь, четверо простых русских литераторов и один студент-правовед, сидим и едим буженину, а за окном метель… — продолжил он, подражая чтецам-декламаторам.
Метели не было, снег падал спокойно, но уж больно его, снега, много.
— И до чего у них во всем порядок: даже поселить у себя выдуманного героя можно только с разрешения особой комиссии, — поддержала разговор Надежда Константиновна.
— И очень хорошо, что порядок, — сказал Владимир Ильич. — Нам бы не помешало поучиться этому порядку. А насчет регистрации выдуманных героев — это, пожалуй, и правильно. Правдоподобие привлекает зевак, из которых извлекается прибыль. А прибыль, матушка, есть основная движущая сила современного общества. Чем больше прибыли, тем стремительнее мчится локомотив, имя которому капитал.
— Володя, мы на отдыхе, — напомнила Надежда Константиновна.
— Да я ведь так только, к примеру, — миролюбиво ответил Владимир Ильич и положил на тарелку изрядный кус буженины.
— Скажите, вот вы — правовед, — обратился к Арехину лобастый, то бишь Лев Давидович.
— Пока более в перспективе. — Ужин выходил занятный.
— Тем более. Понятие прибавочной стоимости вам, надеюсь, знакомо?
— Знакомо.
— Тогда позвольте вас спросить: из кого и каким образом наши милые хозяева извлекают прибавочную стоимость?
— В координатах Смита, Ледерера или, может быть, Маркса?
— А кто вам ближе?
— Одна теория стоит другой, но «Капитал» — труд воистину капитальный.
— Вы что же, и «Капитал» в училище изучаете?
— По колено, глубже не заходим. Разве что желание у кого появится, тот и с головой нырнет.
— Тот? А вы?
— Это слишком личный вопрос. Мы не настолько знакомы, чтобы исповедоваться в политических пристрастиях.
— Резонно, резонно. Ну, а насчет прибавочной стоимости?
— Вероятно, ее создал и продолжает создавать писатель, Артур Конан Дойл.
— Интересно. А труд печатников? Без него рукопись осталась бы рукописью, доступной узкому кружку досужих оригиналов.
— Тогда нужно учитывать и труды производителей бумаги, переплетчиков, лесорубов, механиков, кочегаров, стрелочников, почтальонов, книгонош и десятков других профессий.
— Именно.
— Но если роман или рассказ напишет какая-нибудь бездарность, книгу никто не купит и труды всей честной компании, от лесоруба до железнодорожника, станут бессмысленными. Труда много, и труда вполне добросовестного: и бумага отличная, и переплеты замечательные, — а вместо прибавочной стоимости одни убытки.