Сибилла - страница 21

Эгремонт был не прочь вернуться к своему изначальному образу жизни.

Ранней весной 1837 года Эгремонт вновь появился в лондонском свете, где он когда-то блистал и под влиянием которого однажды зародились его представления о занятиях и интересах, достойных настоящего мужчины. Его мать была счастлива, что сын возвратился под родную крышу, — и немного растопила давнишний лед между ним и его старшим братом; старые знакомые радушно приняли Чарльза и представили его новым героям, которые проявили себя во время его отлучки. Да и сам Эгремонт, казалось, был не прочь вернуться к своему изначальному образу жизни, хотя и не выказал особого энтузиазма по этому поводу. Он часто посещал званые вечера и бездельничал в клубах, катался верхом в парке и лениво зевал в опере. Но была одна перемена, которая отличала его жизнь до и после путешествия: он понял, что нужна какая-то цель, — и всё время помышлял об активных действиях, хотя по-прежнему понятия не имел, что же ему делать. Наверное, именно эта заговорившая в нем потребность (а может, то было желание развеяться) вновь привела его на скачки. Такое времяпрепровождение казалось ему куда более достойным, нежели пребывание в мире светских гостиных, полном притворства, извращенных представлений и жеманных страстей. Впрочем, независимо от мотивации сомнений не вызывало одно: Эгремонт, так или иначе, не на шутку увлекся дерби; он совершенно не был посвящен в тайны скаковой дорожки, однако настолько уверовал в свои знания, что с присущим ему азартом ставил немалые деньги на лошадь, которая непременно должна была победить (и тем не менее всегда приходила второй).

Несмотря на уверенность леди Сент-Джулианс и непреложность ее сведений, самочувствие короля не улучшалось; но тем не менее это была сенная лихорадка, всего лишь сенная лихорадка. Было дозволено, не привлекая общего внимания, занести в Придворный циркуляр^>{158} извещение о том, что «в последние несколько дней Его Величество испытывает легкое недомогание», однако вскоре последовало прямое уведомление: необходимо как можно скорее претворить в жизнь давно вынашиваемый и нежно лелеемый замысел Его Величества и устроить государственный банкет в честь кавалеров Четырех Орденов^>{159}. Леди Сент-Джулианс получила это важное сообщение из первых уст, и оно лишь упрочило ее изначальные намерения: она решила продолжить свою кадриль. Эгремонт, лицо в некотором роде заинтересованное, был в равной степени поражен этим известием и несокрушимой уверенностью леди Сент-Джулианс. Он обратился за советом к матери. Леди Марни покачала головой.

— Бедняжка! — сказала леди Марни. — Она всегда ошибается. Как мне известно, — продолжила ее светлость, приложив палец к губам, — граф Эстерхази очень настаивал, чтобы его после томительных ожиданий всё же представили к Большому Кресту^>{160}, дабы он смог отобедать на этом банкете; и его уведомили, что это невозможно, здоровье короля не позволяет. А уж если невозможно обыкновенное награждение, то государственный банкет в честь кавалеров Четырех Орденов куда как вероятен! Нет, — вздохнула леди Марни, — это большой удар для нас всех, но бесполезно закрывать глаза на очевидное. Наш несчастный король больше уже нигде не появится.

Примерно через неделю после этого разговора вышел первый бюллетень; и хотя великое множество простаков с большим интересом изучало ежедневные сообщения (притом их надежды, планы и домыслы менялись с каждой фразой), для посвященных не существовало отныне никакой неопределенности. Было ясно как день: всё кончено; и леди Сент-Джулианс, отказавшись от кадрили, стала подыскивать места в парламенте для своих сыновей.

— Какое же счастье, что у меня такая умная мама! — воскликнул Эгремонт, изучая данные, которые он получил от своего избирательного агента.

Леди Марни, в должный час извещенная о грядущем бедствии, воспользовалась всеми преимуществами ранней осведомленности. Она с упоением наблюдала, как леди Сент-Джулианс в смятении колесит по всему городу, посещает клубы, секретничает с канцелярскими бюрократами, составляет хитроумные комбинации, которые заранее обречены на провал, — и всё это для того, чтобы кто-нибудь из ее сыновей вошел в коалицию с каким-нибудь богатеньким выскочкой, — иными словами, чтобы не оплачивать никаких расходов на избрание