Сибилла - страница 42

стр.

. Достигнув апогея своего могущества, данные типажи поочередно привязывались к земле и становились английскими аристократами; пока приходил в упадок Левант>{236}, опустошалась Вест-Индия, а Индостан подвергался разграблению, эти касты постепенно вымерли и существуют теперь только в наших английских комедиях, начиная от Уичерли и Конгрива и заканчивая Камберлендом и Мортоном>{237}. Затраты на революцию породили Займоторговца, который сменил Набоба; внедрение научных открытий в производство дало жизнь Промышленнику, который, в свою очередь, изъявил желание обзавестись «большим земельным наделом»>{238} и всегда будет желать этого, пока существует наше территориальное устройство — наиболее твердая гарантия того, что класс землевладельцев возобладает над любым хлебным законом, будь последний прочно утвержден или же, наоборот, крайне неустойчив.

Среди всех этих типажей есть и такой, чьи представители добились наибольших успехов в кратчайшие сроки (не следует забывать об удивительных происшествиях, сопровождавших займ на Ватерлоо>{239}, или о манчестерских чудесах в период континентальной блокады>{240}), — это Англо-Ост-Индиец примерно того времени, когда Гастингс был назначен первым генерал-губернатором>{241}. Было отнюдь не редкостью, когда люди, занимавшие столь незначительные должности, что о них в нашей стране никогда и не слышали, и отсутствовавшие в родных краях едва ли дольше, чем длилась осада Трои>{242}, возвращались миллионерами.

Одним из самых удачливых авантюристов такого рода был некий Джон Уоррен. За несколько лет до начала войны с Америкой>{243} он служил официантом в знаменитом клубе на Сент-Джеймс-стрит: проворный и притом надежный малый, неутомимый, тактичный и весьма учтивый. Благодаря этим качествам он и приглянулся одному джентльмену: тот получил в ту пору правительственное назначение в Мадрас>{244} и нуждался в камердинере. Уоррен, несмотря на свое благоразумие, был не прочь рискнуть — и принял предложение, которое, как он свято верил, ниспослала ему судьба. Он как в воду глядел. Переезд тогда занимал порядка шести месяцев. За это время Уоррену удалось снискать еще большее расположение своего покровителя. У Джона был хороший почерк, джентльмен же, напротив, писал отвратно. К тому же Уоррен был прирожденным бухгалтером (чем не преминул воспользоваться его наниматель). В Мадрас он прибыл уже не камердинером, а личным секретарем.

Его патрон намеревался сколотить состояние, однако был ленив и не обладал ни одним из тех качеств, что необходимы для достижения успеха, если не считать высокого чина. Уоррен же, напротив, мог похвастаться всеми, кроме последнего. Причина объединить усилия, таким образом, становилась очевидной: она была обусловлена общими интересами и скреплена взаимовыгодной поддержкой: губернатор наделил секретаря неограниченными правами, а тот, в свою очередь, отчислял своему зевающему партнеру его законную долю. Затем пришел голод, обычное явление для Индостана; недоедающие жители провинции умоляли дать им рисовых зерен, запасы которых, и так сильно оскудевшие из-за неурожая, вот уже не один месяц куда-то таинственно исчезали. Осмотрительные власти, судя по всему, потратили бюджетные поступления на какие-то благовидные цели; бедствие достигло таких масштабов, что ожидали даже повального мора, и тут появились великие перекупщики и принесли спасение народу, судьба которого была им поручена, — заработав на этом миллионы и положив их себе в карман.

Эти события стали звездным часом для финансового гения Уоррена. Он вполне насытился. Его потянуло вновь поглядеть на Сент-Джеймс-стрит и сделаться членом клуба, в котором он некогда служил всего лишь официантом. Однако Джон был баловень судьбы, и фортуна не желала так легко с ним расставаться. Губернатор умер, назначив секретаря своим единственным душеприказчиком. Не то чтобы его превосходительство особенно доверял своему агенту, просто он не осмелился посвятить в свои дела кого-либо еще. Ситуация с имением была настолько запутанной, что Уоррен посулил наследникам кругленькую сумму, дабы они освободили его от обязательств и позволили ему устроить всё самостоятельно. Индия была так далеко, а Канцлерский суд