Сибилла - страница 7

стр.

и голландскую армию постоять за те народные принципы, которые сам народ так или иначе не стал бы поддерживать. Светский аббат Марни разумно воспользовался столь неоднозначными обстоятельствами, а потому (как и прочие виги-землевладельцы на его месте) одновременно ратовал за дело гражданских и религиозных свобод и вел подобострастную и почтительную (впрочем, тайную) переписку с Сен-Жерменским двором>{48}.

Великий избавитель король Вильгельм III>{49}, которого лорд Марни неоднократно предавал, сделал потомка Церковного Уполномоченного при дворе Генриха VIII английским графом; и с тех самых пор и до нашей эпохи, несмотря на то, что ни один представитель рода Марни не совершил на гражданском или военном поприще ничего мало-мальски значимого, и хотя наша страна не обязана этому роду ни одним государственным деятелем или оратором, успешным военачальником или выдающимся законоведом, многоопытным богословом, талантливым писателем или знаменитым ученым, члены его ухитрились если и не стяжать известную порцию народного восхищения и любви, то, по крайней мере, прибрать к рукам не столь уж ничтожную долю государственных денег и должностей. За семьдесят лет почти непрерывного правления вигов, от восшествия на трон ганноверской династии>{50} до падения мистера Фокса>{51}, Аббатство Марни бесперебойно снабжало страну лордами — хранителями печати>{52}, лордами-правителями>{53} и лордами-наместниками>{54}. Род их вобрал в себя должную порцию придворных с Орденом Подвязки>{55}, членов правительства и епископов, адмиралов без флота и генералов, что воевали только в Америке>{56}. Марни блистали в очень важных посольствах, имея под рукой сметливых секретарей, и одно время даже правили Ирландией — в ту пору, когда «править Ирландией» всего-навсего означало «делить общественную казну с продажным парламентом».

Однако, несмотря на это продолжительное пользование незаслуженным богатством, светские аббаты Марни были недовольны. Не то чтобы это недовольство вызывалось пресыщенностью. Эгремонты вполне могли существовать, как и прежде. Но им хотелось большего. И нет, они не желали становиться премьерами или государственными министрами, ибо принадлежали к той проницательной породе, что знает пределы своих возможностей; и даже несмотря на ободряющий пример его милости герцога Ньюкасла>{57}, не могли избавиться от убеждения, будто некоторое знание интересов государства и его возможностей, определенные навыки, позволяющие достойно выражать свою позицию, известная доля почтения к обществу и самому себе являются качествами, которые в совокупности своей не так уж и необходимы человеку, претендующему на столь высокий и уважаемый пост, даже при венецианском типе правления>{58}. Довольствуясь звездами, митрами и государственными печатями, которыми их время от времени жаловали, члены семейства Марни отнюдь не стремились занять какую-нибудь малопривлекательную должность, которая, в свою очередь, позволила бы лично раздавать таковые. Что их действительно влекло, так это продвижение по лестнице в пределах своего класса — и переход в высшее сословие. Они наблюдали, как целая вереница великих поборников «гражданских и религиозных свобод», семьи, которые в течение одного века грабили Церковь, желая завладеть тем, что принадлежало народу, а уже в следующем устроили государственный переворот>{59}, дабы получить власть короны, увенчали свое чело листьями земляники>{60}. Так почему же столь высокой чести недостойны и потомки того, кто некогда был благородным прислужником одного из вельможных генерал-грабителей короля Генриха? Разве им что-то мешает? Конечно, не столь давно признательный самодержец решил, что подобный знак отличия будет единственной достойной наградой за полсотни побед. Верно и то, что Нельсон, покоритель Средиземноморья, умер всего лишь виконтом!>{61} Однако члены рода Марни уже поднялись до высших слоев общества, причислив себя к старинной знати, а потому воротили нос от Праттов и Смитов, Дженкинсонов и Робинсонов нашего упаднического времени — и так ничего и не сделали во имя отечества или собственной чести. Так отчего бы им внезапно опомниться? Ожидать этого просто не имело смысла. Гражданские и религиозные свободы, что обеспечили им обширные владения и сверкающую графскую корону (не говоря уж о полудюжине мест на первых скамьях парламента), очевидно, должны были наделить их герцогским титулом.