Сибирь, Сибирь... - страница 44

Эта голомянка — сплошь загадка. Небольшая полупрозрачная рыбка с радужным отливом, она наполовину состоит из жира и при огромных ее количествах могла бы вылавливаться в пищу, если бы не предпочитала одиночества. Только бураном выбрасывает ее на берег, и тогда местные жители еще в начале века торопились собрать голомянку, чтобы вытопить из нее чрезвычайно целебный жир. Но это еще не весь сказ про голомянку: чудо ее заключается в том, что она живородящая рыба. Все, как наложено природой, мечут икру, лишь она, словно предчувствуя, что метать ее в будущем рыбе станет негде, все реки превратит человек в свалки и сточные канавы, выпросила себе размножение понадежней. И — не прогадала. Не прогадала и нерпа, невесть когда и как забравшийся в Байкал северный тюлень (разве можно сравнивать: в Танганьике крокодил, а в Байкале милейшее существо — нерпа), которой невод не забрасывать, она эту голомянку по одной клюет и всегда сыто живет.

Второе, вслед за голомянкой, чудо Байкала, которому обязан он своей исключительной чистотой, — рачок эпишура. Не быть бы Байкалу Байкалом без этого усатого веслоногого рачка, едва заметного на глаз, удивительно работоспособного и многочисленного, успевающего за год раз десять, а то и больше профильтровывать всю байкальскую воду. Этот чистюля не терпит ничего постороннего — выносится ли оно реками, выбрасывается ли с судов, терпит ли бедствие. Через два-три дня утонувшего в Байкале искать бессмысленно. Эпишура самоотверженно бросилась и на ядовитые сливы с целлюлозных заводов, но эта начинка оказалась ей не по силам, и она принялась гибнуть.

Науке не узнать никогда, сколько видов животных и растений водилось в Байкале в счастливые для него времена. Один за другим они начинают сейчас исчезать.

Только ветры все те же.

Как огромное животное, Байкал дышит глубоко, сильно и порывисто, то затихая, то с шумом и жадностью втягивая в себя потоки воздуха. Байкальские ветры стремительны и неожиданны. Не обольщайтесь их невинными именами, происходящими от названий рек и звучащими песенно: сарма, култук, баргузин, ангара… Не приведи Господь попасть под эту «музыку» на открытой воде. Местный житель не станет выпрашивать: «Эй, баргузин, пошевеливай вал…», он знает, что этот ветер, как и «горная», как и «сарма», способны расшевелить вал до шести метров высотой. И тогда — спасайся, как можешь… По байкальским немногочисленным храмам пропеты тысячи и тысячи отходных, порой, после крупных даней, они звучали неделями.

Сарма — и речка невеликая в южной части Малого моря (между островом Ольхон и западным берегом), но срывающийся из ее узкой горловины ветер подобен обвалу. В старой дореволюционной лоции Байкала в поучительных целях говорится: «Этот ветер, особенно свирепствующий здесь в осеннее время, отличается не только своей ужасающей силой и продолжительностью (ветры свыше 40 метров в секунду, дующие в течение суток и более, здесь не редкость), но и тем еще, что он поднимает целые тучи водяных брызг, быстро обледеневающих в воздухе…» Сарма срывает и выбрасывает в море тяжелые карбасы, зимой по льду катит, пока не перевернет, куда ей заблагорассудится, машины; раскидывает с домов крыши. На ее гибельном счету много чего. После парусных судов, после дощаников и павозок, одномачтовых плоскодонных, как бы теперь сказали, плавсредств, которые брали на борт до 6 тысяч пудов груза и которые все равно становились добычей волн, вся надежда была на пароходы: уж эти выгребут против любого вала. Но перед байкальскими ветрами пасовали и они, обрубая канаты и бросая на произвол судьбы баржи с людьми и грузом. Только в 1902 году в Малом море — две крупные аварии пароходов «Потапов» и «Александр Невский» с сотнями жертв.

Добро бы одна сарма была такова, и добро бы, говоря о несчастьях, пришлось оглядываться лишь назад. Нет, и сегодня внезапно, без всякой метеосводки выбрасывающийся по речным распадкам с гор ветер способен натворить любые беды. А если один ветер подхватывается другим, а то и третьим, если учиняют они над Байкалом бешеную кутерьму с перекидывающимся со стороны в сторону напором, если вал начинает закручивать в пружину, тогда совсем «аминь». Но, как советовали в старину, «исчисление всех случившихся на Байкале с плавателями несчастий почти невозможно и было бы здесь неуместно» (журнал «Сибирский вестник» за 1821 год).