Сибирь, Сибирь... - страница 52
Нет, всего о Байкале не рассказать, его нужно видеть. Но, и видя его, постоянно бывая рядом, раскрываясь ему навстречу, понимаешь слабость и тщету своего восприятия. Вливающееся остывает и меркнет раньше, чем успевает дойти до чего-то главного, до какой-то лампочки накаливания, способной озарить и собрать воедино все чувствительное хозяйство. Ответные отсветы прерывистые, как зарницы, невнятные, то доходящие до горячего волнения, до восторженности, до торжественной музыки, то неожиданно затухающие до слабого тления. А начни дуть туда, в это тление, усилием — не раздувается. И тогда приходят мысли о нашем слишком разительном неравенстве: кто мы, как не букашки, в сравнении с лежащим и парящим перед нами великим произведением жизни, разве дано нам считать с его страниц многоверстые письмена и разобрать надмирное звучание? Мы внимаем лишь тому, на что хватает потуг.
А потом, как будто ни с чего, без всякого обращения, он вдруг осветится в тебе картиной, которую ты не держал в памяти, которую, может быть, видишь впервые и только не сомневаешься, что она принадлежит Байкалу, пахнет дыханием, оживится красками и начнет длиться минута за минутой, потянет по берегу, раскроется шире и дальше, — и покажется тебе, что не ты его, а он тебя вспомнил и призвал для беседы и дружбы, что всех, тянущихся к нему, находит он покровительством.
Кто мог представить, что и от нас, малых и дробных, на краткий миг приходящих в мир, потребуется покровительство?!
Первое предвестие беды, подобно безобидной тучке, выползающей из распадка, по которой опытный человек безошибочно определит приближение «горной», появилось на Байкале еще в начале 50-х годов, когда поубавились уловы омуля, знаменитой байкальской рыбы. Выловили? Так его всегда бывало много, и так к нему привыкли, что местный житель и представить не брался, чтобы остаться без омуля. Были, конечно, в военные и послевоенные голодные годы и переловы, черпали из Байкала до ста тысяч центнеров только для государства и неизвестно сколько для себя, но разве могло это опорожнить Байкал? Настоящая причина с годами показала себя. После войны без всякого удержу принялись вырубать байкальскую тайгу, лес сплавляли по речкам, по которым омуль шел на икромет, загадили их и забили деревом по дну и берегам и перекрыли ему пути для продолжения рода. Так полностью извели баргузинскую расу (было четыре популяции омуля, осталось три, четвертой стала заводского выращивания). Само собой, пострадал не один омуль; рыбное изобилие, вызывавшее восхищение всех, кто видел Байкал, от протопопа Аввакума до Фритьофа Нансена, и представлявшееся местному народу делом столь же обыкновенным, как неубывающая несчеть звезд на небе, неожиданно оказалось подорванным и с каждым годом подрывалось все больше.
Чего проще! — причины известны, принимайтесь за спасительные меры.
Но кто и когда у нас спохватывался до беды, пока беда только предупреждала о себе? Нет, непременно надо дождаться, чтобы она нагуляла жиру, заматерела, из пустяка превратилась в огромную проблему, в достойного соперника, а потом встретить ее звоном колоколов, водить вокруг, как в карнавале, хороводы, поместить со всеми возможными удобствами, делать жертвоприношения; мало того — в компанию к одной беде дотянуть до появления второй и третьей, столь же любовно взращенных опекунским невмешательством, и уж потом, когда окончательно возьмут они кольцом за горло, бац правительственным постановлением: назад ни шагу! И еще проваландаться несколько годков, чтоб битва без всяких оговорок была не на жизнь, а на смерть, не меньше Сталинграда, отойти, заманивая противника к собственной могиле и — вдругорядь правительственным указом! А там кто кого… Вот это по-нашему.
Так оно и вышло на Байкале.
Что за напасть — омуль поредел! Теперь было не до омуля и не до осетра, на Байкале пошла крупная игра. После отсыпки плотины Иркутской ГЭС уровень сибирского моря поднялся на метр. Это обстоятельство навело некоего Н. Григоровича, смелый инженерный ум из Гидроэнергопроекта, на мысль спустить Байкал ниже прежней воды — так, чтоб почувствовал он руку человека! Для этого под Шаман-камень в истоке Ангары достаточно заложить 30 тысяч тонн аммонита, поднять его в воздух, и освобожденный Байкал беспрепятственно пойдет к величайшим в мире ангарским гидростанциям. То, что его водичка уже крутит турбины, сочли недостаточным. Подсчитали, что снижение уровня Байкала только на один сантиметр даст столько электричества, что им можно выплавить 11 тысяч тонн алюминия. А если на несколько метров? Ведь это же море алюминия! Полное изобилие! Коммунизм!