- Так, значит? - взорвался Микуччио, нависая над ней и силой отнимая её руки от лица. Но таким несчастным был её взор, которым она молила его о пощаде и сострадании, прижимая палец к губам, что он сдержался и добавил другим тоном, силясь говорить ровно:
- О, она, значит, она… не снизойдёт больше до меня. Хватит, хватит, я ухожу… Теперь я оставляю даже больше… Как глупо, тётка Марта: я до сих пор не понимал! Не плачьте… Что поделаешь? Судьба… Судьба…
Он подхватил чемодан, достал из-под стола мешок, и уже направился к выходу, когда вдруг вспомнил, что в мешке у него апельсины, которые он привёз Терезине с родины.
- О, смотрите, тётка Марта, - сказал он снова. Развязал мешок и, запустив в него руку, выложил на стол те свежие ароматные фрукты. – Что, если мне взять все эти апельсины, что я вёз для неё, да и швырнуть в головы тех благороднейших синьоров?
- Будь милосерден, - простонала пожилая женщина сквозь слёзы, жестом умоляя его замолчать.
- Нет, едва ли, - добавил Микуччио с кислым смешком, убирая в сумку опустевший мешочек. – Оставляю вас в покое, тётка Марта. И будем считать, что долг уплачен… Хватит. Вам одной: живите хорошо… А ей скажите так: «Удачи!» - от моего имени.
Он снова подхватил чемодан и вышел вон. Но на лестнице мучительное чувство потери победило его: одинокий, брошенный в ночи, в чужом огромном городе, далеко от родных мест; разочарованный, униженный. Выйдя в дверной проём, он увидел, что снаружи льёт дождь, и не нашёл в себе мужества пуститься в путь по незнакомым улицам под этим дождём. Очень тихо он вернулся к подножию лестницы, потом опустился на первую ступеньку, упёршись локтями в колени и положив голову на руки, и тихо заплакал.
В конце ужина Сина Марнис вновь появилась в комнатке рядом с кухней, но обнаружила там только свою маму, которая плакала, в то время как там, в зале, синьоры смеялись.
- Он ушёл? – спросила она удивлённо.
Тётка Марта кивнула головой, не глядя на неё. Сина, задумавшись, устремила взгляд в пустоту, потом вздохнула:
- Бедняга…
- Смотри, - сказала ей мать, не сдерживая больше слёз. – Он привёз тебе апельсины…
- О, прекрасно! – воскликнула Сина радостно. Она прижала к себе несколько, и другой рукой захватила ещё, сколько смогла унести.
- Нет, только не туда! – отчаянно запротестовала мать.
Но Сина, передёрнув обнажёнными плечами, впорхнула в зал, провозглашая:
- Сицилийские апельсины! Сицилийские апельсины!