Сигналист - страница 7

стр.

Они кинулись собирать пулемет со скоростью пулеметной стрельбы. За стеной грохочут каблуки, сталкиваются винтовки, стучат затворы, звенят котелки. «Становись! — кричит дежурный. — Равняйсь!» и шуршат подошвы, и приклады стукаются о каменный пол…

Пальцы работают, как спицы вязальной машины. Осталось прикрепить «лапки» и надеть чехол.

— Направо к выходу шагом марш! — гремит команда за стеной.

— Выходят, — вздохнул Пугачев.

— Готово, — сказал Вьюшкин.

Пулемет собран. Они выбегают с ним в казарму. Рота, задерживаясь в дверях, выходит на улицу.

На дворе было свежо. Светало. Звезды гасли. Небо стало похоже на экран кино, когда в зале уже темно, а картина еще не пущена. Рота шла быстро. Командир, аккуратный, подтянутый! шагал впереди.

«Куда он нас ведет?» думали ребята.

Мусков едва переставлял ноги — они у него были как вывернутые. Апанасенко не мог шевельнуть рукой.

Рота подошла к воротам гарнизона. Часовой с любопытством высунулся из будки.

«Неужели на вокзал? — мучается Мусков. — Я ведь не дойду».

Но командир обернулся:

— Рота-а, стой!

Сапоги стукнули. Колонна остановилась. Подул ветер. Стало прохладнее.

— Товарищи красноармейцы, — начал командир, — сегодняшняя тревога — только учебная тревога, только репетиция будущих настоящих боевых тревог. Четвертая рота показала хорошую подготовку. Собрались быстро. Из недостатков надо отметить излишнюю суетливость и…

— Что это? — перебил он сам себя. — Кто это? — в сильном удивлении повторил он. — Что это значит?

Рота оглянулась.

На левом фланге стояли два бойца в белой «форме». Они ежились от холода, босые их ноги посинели. Ветер раздувал белые рубашки и играл тесемками у щиколоток. Один прижимал пулемет Дегтярева к волосатой груди, другой держал диск с патронами на большом круглом животе.

Рота чуть не повалилась на землю от хохота.


Конечно, Пугачева и Вьюшкина за самовольную разборку пулемета посадили на «губу».

Держали их там недолго. «Учитывая, — было написано в приказе, — что красноармейцы Пугачев и Вьюшкин в тяжелую минуту не бросили пулемет, от наказания освободить».

Когда приятели вернулись в казарму, ребята подвели их к стенгазете. Там была нарисована карикатура: Пугачев и Вьюшкин стоят с пулеметом. Они увешаны сумками, наганами, даже орденами. Но оба совершенно голые. И раскрашено. И подписано:

«Бойцам „Пу“ и „Вью“ за отличную подготовку по пулеметной части».

— Ну вот тебе, — сказал Пугачев, — и карточка! Радуйся!

Но Вьюшкин нисколько не обрадовался.

Обидная команда


— К Первому мая ни одного неграмотного красноармейца в нашем полку, — твердо сказал комиссар и хлопнул концами пальцев по краю стола. — Есть?

— Есть! — ответили мы — ликвидаторы, назначенные от первой роты.

«Мы ликвидаторы» — это звучит гордо. Нас, ликвидаторов, освобождают от дневальства и караулов. Нам, ликвидаторам, не приходится убирать казарму и дежурить на кухне.

— Дорогу профессуре! — острят наши ребята, когда мы каждое утро расходимся по ротам «ликвидировать»…

Я назначен в 4-ю роту. Завидев меня, дневальный отходит на два шага от своей «тумбочки» и во весь голос подает команду:

— Неграмотные и малограмотные, на занятия в ленуголок!

— Обидная это для нас команда, — говорят красноармейцы, — хоть бы скорее стать, как все.

Гремя подкованными сапогами по каменному полу, ребята заполняют ленуголок и рассаживаются вдоль длинных столов. Два десятка темных и русых затылков нагибаются к букварям.

Сквозь занавески из какой-то тонкой материи, сквозь ставни льда на окнах блестит снежный январский день.

На стенах — портреты Владимира Ильича, Ворошилова, Буденного. Два неумело, но старательно нарисованных красноармейца пожимают друг другу руки через все пункты «Договора по соцсоревнованию между 4-й и 5-й ротой».

Около договора висит походная ильичевка с громким названием:


Справа и слева протянулись красные полотнища лозунгов.

В ленуголке гул, как в театре во время перерыва.

— Пы… у… — кряхтит сибиряк Немытых. В глухой деревушке, где осталась его семья, кто-то давно еще показал ему буквы, но не научил соединять их в слова.

— Да что ты все: пыу да пыу, — вскакивает маленький черный татарин Сармудинов. — Говори сразу: пу.