Сильнее бури - страница 22

Кадырову начала надоедать эта перепалка. Сейчас, зная, что ему обеспечена поддержка Султанова, он чувствовал спокойствие и уверенность. Нет, он не станет ломогать Умурзаковой: пусть, если ей так хочется, сломает себе шею; его дело - сторона. Она роет яму ему, Кадырову? Что ж, сама в нее и свалится. И тогда, слава богу, жизнь опять войдет в свою колею, и ему нечего будет опасаться.

Смерив Айкиз тяжелым взглядом, покосившись на бригадира, неодобрительно хмурившего косматые брови («И этого окрутила, проныра!»), Кадыров решительно и сухо отрезал:

- Нет у меня людей. И на колхозном собрании об этом разговора не было. Скоро всех придется кинуть на хлопок. На носу - полив, культивация. Самая горячая пора. И можете сколько душе угодно твердить о неиспользованных резервах, - их не растянешь, как резину! Резина - и та рвется…

- А вы распределите силы по справедливости. Чтобы не было тан: один работает за двоих, а остальные - вполовину. Почему вы забрали людей у Уста Хазраткула?

- Это уж мое дело, как распоряжаться колхозниками. Партия нам говорит: сейте хлопок…

- Но партия не говорит: довольствуйтесь малым!

- Громкие слова, товарищ. Умурзакова! Если мы в этом году провалимся с хлорком, ни меня, ни вас не погладят по головке. Новые земли еще когда-то дадут урожай, нам надо отчитываться сейчас, сегодня, этой же осенью! Мешать вам я не хочу. Поступайте нак знаете. Но меня оставьте в покое.

И Кадыров, небрежно кивнув Айкиз и Уста Хазраткулу, спустился с холма и с солидной неторопливостью зашагал к работающим неподалеку колхозникам.

Уста Хазраткул почесал в затылке и сказал, осуждающе и удивленно:

- Какая муха его укусила? Вот ведь человек: то все тихо-спокойно, то вдруг брыкнет тебя, как норовистый конь!

Айкиз задумалась и, словно вспоминая что-то, медленно произнесла:

- Знала я людей, которые в мирные дни держались молодцами, а когда началась война, сдали. - Она взглянула на видневшийся вдали частый гребешок молодых карагачей, дубов, акаций и все так же задумчиво продолжала: - Видите,

Уста-амаки, лесную полосу? Деревья - одно, к одному, стройные, крепкие. Кажется, все хоровди. Но есть среди них и хилые; похожи они на своих братьев только в безветрие. Подует ветер - и сломает их или вырвет с корнем! И все поймут: неглубокие у них были корни. Так и с людьми, Уста-амаки: иные хороши до первого сильного ветра.

Айкиз попрощалась с Уста Хазраткулом, пообещала, что сама похлопочет о стройматериалах. Вскочив на Байчибара, она заторопилась в Алтын- сай: во второй половине дня у нее был прием посетителей. Никогда, ни при каких обстоятельствах, она не отменяла и не переносила часы приема, - это было ее твердым правилом. Если даже стоял изнурительный зной или бесновался колючий ветер, разгоняя всех по домам, - Айкиз неизменно шла в сельсовет, чтобы ни одному человеку, которому могли вдруг понадобиться ее совет и поддержка, не пришлось томиться перед запертой дверью или возвращаться ни с чем.

Сегодня посетителей было мало. Проходя через комнату секретаря в свой кабинет, Айкиз приветливо поздоровалась со всеми, отметив взглядом высокую незнакомую девушку в яркой, нарядной тюбетейке, из-под которой длинной черной бахромой свисало множество старательно заплетенных косичек. Кабинет Айкиз был до краев залит солнечным светом. Она задернула занавески, поправила перед маленьким зеркальцем растрепавшиеся болосы и села за свой стол.

Первой появилась в кабинете девушка в яркой тюбетейке. Она и сама была яркой, нарядной. Ее одежда - белая шелковая жакетка и атласное, цветастое, с зеленым отливом Платье - струила мягкий, праздничный блеск. Брови были густо насурмлены. Глаза под длинными, изогнутыми ресницами казались глубокими, как горные озера.

Девушка с бойким любопытством огляделась и неодобрительно поморщилась: кабинет Айкиз был обставлен простенько и скромно. Единственным его украшением служила распластанная на боковой стене, между окнами, большая карта сельсоветских земель, которую по просьбе Айкиз вычертил и раскрасил цветными карандашами инженер Смирнов. Айкиз приглашающим жестом показала на стул, стоявший возле стола. Стуча каблучками щегольских туфель, посетительница прошла от дверей к столу и, аккуратно расправив платье, села. Только теперь Айкиз смогла рассмотреть ее лицо. Нежная, смуглая ножа… Пухлые губы… А в глазах вовсе не было глубины, это тень от ресниц делала их темными и глубокими; вблизи же видно было, как пересыпались на их