Силой и властью - страница 11

Нарайн открыл глаза и поднялся, едва удержавшись, чтобы не дернуться, не измениться в лице, вообще никак не показать, что испуган. Это уж точно был не сон. А меч-то вон он, шагах в пяти остался — не достать… зря так разнежился, случись что — и Творящие не спасут.

— Пора, златокудрый, — продолжал Борас, вроде и не заметив его смятения. — На закате — общий сбор, командир строго-настрого приказал всем быть. Вот я и пошел тебя искать, а заодно твою награду прихватил. Вовремя, а? — и бросил на запотевший мрамор тугой узел.

Наградой оказался новенький шерстяной плащ, не чета тому, что был когда-то отдан орбинскому могильщику, но все равно теплый и — главное! — чистый даже по запаху. И еще штаны, сапоги, тонкая хлопковая рубаха и стеганая поддоспешная безрукавка. Это было еще как вовремя! Но радости показывать тоже не стоило. Нарайн просто начал неспешно одеваться.

— Кнез прислал золото, все, как обещано: по четыре талари на брата. И на твою долю тоже, — продолжал Дикарь все также ласково, словно хвалил любимого сына. Или любимую собаку… — Только ведь золото ты не возьмешь, так? Вот я и рассудил, что тебе нужнее…

Все так. Ему кнез обещал не золото, а уж за четыре талари уважающий себя орбинит даже кланяться не станет — пусть кто хочет, заберет. Но вот от новой чистой одежды сейчас отказаться просто невозможно.

А Борас-то успел изучить Нарайна в подробностях: что ему нравится, что нет… что в руки не возьмет, а без чего жить не сможет. Никто в сотне Цвингара перебежчика особо не привечал, только ему, Дикарю, казалось, дела не было, что он враг, ненавистный златокудрый. Напротив, все время держался рядом, угождал, лез с разговорами, а то вдруг останавливался неподалеку и долго, пристально разглядывал, вот как сейчас. После такого взгляда хоть снова в купальню лезь, отмываться. Но Нарайн опять сделал вид, что не заметил, только спросил будничным тоном:

— Как ты меня нашел?

Дикарь довольно разулыбался:

— Я знаю, где искать, златокудрый. Небось, не потеряю.

И ведь правда: знает. Все это могло бы показаться приязнью, но Нарайн себя такими благоглупостями не тешил. Дикаря за то и прозвали, что был он жесток до одержимости и в этой своей жестокости ненасытен. Борас любил убивать. Мужчин или женщин, детей или взрослых — неважно. Убивал он умело, долго и невыносимо больно, так, что даже близкие соратники не выдерживали и втайне его осуждали. Но с особой страстью и усердием он расправлялся со светловолосыми подростками, в которых чуял хотя бы каплю орбинской крови.

Нет, Дикарь Борас не та компания, в которой можно расслабиться и показать спину. Ловя на себе его пристальный взгляд, Нарайн знал, что всей душой старый наемник жаждет одного: его смерти, представляет, как медленно резал бы плоть, ломал кости, смакует каждый миг пытки… но сам понимает, что никогда этого не сделает, потому что неодолимо, с суеверным восторгом и благоговением боится.

Вот и правильно, пусть боится дальше.

Закончив одеваться, Нарайн поднял меч и следом нож, аккуратно вытер плащом капли осевшего на холодном металле пара. Старые ножны брать не хотелось, а новых не было, поэтому он просто заправил клинок меча за пояс, а нож спрятал в сапог.

— Ну, идем. Где там ваш общий сбор?

Общий сбор и построение, помощь раненым, чествование павших, дележка добычи… все это затянулось далеко за полночь и, конечно, закончилось попойкой. Добыча, как и погибшие соратники, Нарайна интересовали мало, а чтобы напиться в хлам после тяжелых трудов, голодных суток и горячей бани хватило бы пары кружек Мьярнской ночи.

Но, Творящие видят, сегодня он имел право напиться! Потому что главную свою награду все-таки получил: гонец от самого великого кнеза Вадана Булатного привез указ под страхом смерти не мародерствовать, не жечь город, не чинить зла его безоружным жителям.

Поэтому кружка Нарайна не пустовала, а наемники, во главе с самим командиром Сианом ру-Цвингаром, в кои-то веки показались вполне подходящим обществом. Хотя командир, конечно, умел утешить… подсел поближе, вина подлил и так заговорил доверительно, что аж скулы свело: