Синдром удава - страница 12

Судя по всему, шла квалифицированная сортировка: на тех, кто еще может сгодиться, и тех, кого в отходы...

Дошла очередь и до меня. Врач стеком отвел половинки брючины и жестом приказал согнуть и разогнуть ногу. Тут он обратил внимание на еще свежий шрам от первого ранения разрывной пулей.

— А это что такое? — спросил он по-немецки, больше обращаясь к самому себе.

— Июль сорок первого, оборона Днестра, — также по-немецки ответил я.

Врач изумленно посмотрел на меня:

— Откуда ты знаешь немецкий язык? Почему такое произношение? — Я ответил, что немецкий изучал в школе. Не стал объяснять, что это была немецкая школа. Врач хотел еще что-то спросить, но в это время лежащий рядом раненый попросил пить.

— Чего он хочет? — поинтересовался врач.

— Он просит пить. Его, так же, как и всех нас, мучает жажда, — сказал я, хотя и не очень надеялся, что мои слова примут во внимание. Но, к удивлению, врач тут же распорядился, и раненым дали напиться.

Утолив жажду, кто-то из них сказал:

— Теперь можно и помирать.

— Да уж скорей бы прикончили. Сил больше нет терпеть, — со стоном отозвался раненый в живот.

— Ничего, ребята, еще повоюем, — подбодрил другой.

— Да гори оно все голубым огнем, — возразил ему кто-то. — Думаешь они с нами возиться будут. Вон могилу-то роют, в ней и нам места хватит.

Яма, действительно, уже достигла размеров, позволявших захоронить в ней не один десяток. На поверхности земли видны были только головы копающих. Эсэсовец с автоматом на груди подгонял их. В руках у него был наш противогаз. Он держал его за конец гофрированного шланга и с размаху бил металлической коробкой по головам и спинам. Раздавались глухие удары, слышались стоны. Кровь заливала лица. Но обреченные вынуждены были безостановочно копать, чтобы избежать новых ударов. Но вот эсэсовец приблизился к самому краю ямы и, уперев приклад автомата в живот, дал короткую очередь... Из ямы раздались крики, но сразу оборвались. Только стоны еще доносились оттуда. Затем к яме, ставшей братской могилой, подошли эсэсовские офицеры. Они вытащили пистолеты и каждый всадил по пуле в тела на дне ямы. Стоны смолкли. Все было кончено.

Санитары слегка присыпали землей тела убитых и стали стаскивать в ту же могилу умерших от ран. Живых пока не тронули. Но не было уверенности, что и мы не окажемся там же. Могила еще не была заполнена. Прозвучала новая команда. Заработали лопаты, и вскоре над братской могилой образовался невысокий холмик, аккуратно выровненный нашими санитарами. Когда закончилась и эта работа, подъехал бронетранспортер, проехался несколько раз по свеженасыпанному холмику и сравнял его с землей.

После этого на бронетранспортер взобрался офицер. Он обратился с речью к пленным, возвестив о том, что война, развязанная комиссарами и евреями, для них уже окончена, и скоро всех распустят по домам. Офицер еще что-то говорил об освобождении всей Европы от коммунизма, но его слова не доходили до моего сознания. Перед глазами стояла только что виденная расправа.

Закончилась речь нацистского оратора. Пленных построили в шеренги по двадцать человек. Образовалась необозримой длины колонна. Раненые оставались на месте. Кто-то сказал:

— Ну все, ребята. Их уведут, а нас прикончат.

Но, видно, и на этот раз нам не суждено было умереть. Тех, кто из-за ранений не мог самостоятельно передвигаться, погрузили на повозки и разместили в хвосте колонны. Конвой подал знак, и вся эта огромная людская масса двинулась в путь по непаханно-му полю, постепенно заполняя собою все неоглядное пространство.

По бокам колонны двигались бронетранспортеры с направленными на пленных пулеметами. Между машинами шагали солдаты с автоматами в руках. В пути пристроили еще несколько колонн. К исходу дня общая длина колонны уже достигала нескольких километров.

Горестно смотрели местные жители на нескончаемый поток пленных. Выкрикивали фамилии в надежде, не отзовется ли кто из близких.

— Сколько же вас, родимые, — раздался женский голос. — Уже второй день мимо нас идете, а конца не видать!

Собравшись с силами, я приподнялся и окинул взглядом нашу колонну. Наша повозка в этот момент как раз въезжала на небольшую возвышенность. То, что я увидел, трудно было себе представить и описать. Извивающаяся лента вытянулась настолько, что не видно было ни начала, ни конца. И голова, и хвост колонны скрывались за горизонтом. Сколько же тут нас было?..