Синеглазая - страница 4
Владислав вздохнул. Больничный покой приятно волновал, заставлял отвлечься от настоящего, вспомнить далекое, почти сказочное прошлое, себя смеющимся и здоровым, друзей, юношеские надежды и свободу. Владислав, осмелев, прошелся по комнате, ощупал себя и даже прошептал несколько слов, чтобы услышать свой голос: «Я попал в больницу… я хожу по больнице…» С наслаждением сбросил он с себя изодранную гимнастерку. Потное, грязное тело казалось чужим. Только ноющая рана на ноге была собственной, потому что все время давала о себе знать. «Ничего, пройдет, — успокаивал он себя. — А здесь лучше, чем в лагере… И, главное, чистая, холодная вода!»
Под умывальником он мылся с давно не испытанным наслаждением. А когда надел шуршащий накрахмаленный халат, то и вовсе перестал думать о пугающей неизвестности, о том, что его, может быть, заставят здесь врачевать ненавистных немцев, а если вздумает отказаться, — расстреляют. В течение нескольких минут Владислав словно навсегда позабыл обо всем страшном, что его недавно окружало. Настрадавшись, человек не любит вспоминать о страданиях, даже если его новое положение кажется ему шатким и недолговечным.
Он хотел почувствовать себя в привычной обстановке и начал тщательно мыть руки, как всегда это делал, приступая к дежурству в своем госпитале.
Вдруг послышался легкий шум открывающейся двери и — тихие шаги. Плечи его сгорбились, тело напряглось. Он не оглянулся, он знал, что эта она.
— Как вас зовут? — спросил Владислав чужим, свистящим голосом.
— Ориша Гай, — ответила она быстро и объявила затем, отчетливо чеканя каждое слово: — Вам надо оперировать больного, и для этого вас сюда привели…
— А если я не захочу? — тихо и неуверенно произнес Владислав, поворачиваясь к Орише.
Лицо хозяйки больницы ничего не выражало, она будто не слышала Владислава и продолжала:
— Ваш пациент — важная персона. Отправлять его в немецкий госпиталь — поздно. Нужно оперировать здесь.
— Диагноз? — спросил Владислав, невольно поддаваясь тону ее голоса.
— Не знаю… Мне трудно ставить диагноз, — я медицинская сестра. Больной жалуется на резкие боли в области живота. Живот вздут, твердый…
«Очевидно, надо немедленно оперировать», — заключил Владислав. В нем пробуждался врач, хирург, вынужденный принимать быстрые и точные решения. Но обычной профессиональной собранности мешала тревога за свою судьбу.
— По чьей рекомендации я попал сюда? — спросил он.
— Не знаю… Но я подтвердила, что вы — хирург, — добавила она после паузы. — Мне кажется, для вас будет лучше…
Последняя фраза ободрила Владислава: в ней не было прежнего сухого, холодного тона. Однако он хотел все выяснить до конца.
— Если операция пройдет неудачно, меня расстреляют?
— Не знаю.
— Я рискую?.. Рискую, как тот несчастный, который добывал лед…
Ориша вздрогнула. Но лицо ее оставалось спокойным.
— Вы не уверены в своем умении? Хирург должен рисковать…
— Перчатки! — резко и вызывающе потребовал Владислав. В нем заговорило чувство врачебного долга.
Ориша стояла, отвернувшись к окну. Темный вечер покрывал синевой стекла. На их фоне белый халат также отдавал синевой. Синева казалась случайной и загадочной.
— Перчатки! — повторил Владислав.
— Перчаток нет, — ответила Ориша, поворачиваясь.
И теперь — синие глаза!
Все одно и то же, все один и тот же синий цвет!
Владислав обмяк: синева была неприятной, мучительной.
— Где операционная? — спросил он тихим, усталым голосом.
— Идите за мной, — сказала Ориша и пошла вперед. В комнате, освещенной сравнительно сильной аккумуляторной лампой, на узкой кровати лежал широкий, толстомордый немец. Глаза его были закрыты. Он глухо стонал. Владислав приблизился к нему, взял рыжеволосую руку, с трудом прощупал пульс. Затем придавил ладонью живот. Больной вскрикнул, открыл маленькие, свирепые глазки и уставился на Владислава. Врач обычно не успевает следить за такими мелочами, как выражение глаз больного. Но тут произошло необычное: маленькие, зеленоватые глаза показались Владиславу знакомыми. «Где еще я видел эти глаза?» — он на минуту задумался.
— Надо оперировать, — коротко повторила свое требование Ориша.