Синельников - страница 9

А как открыл — вижу, прямо передо мной — здоровенный рыжий черт, с рогами, хвостом, все как положено — и хохочет.

— Володя, — говорит, — какая встреча!

Ну не везет, да и только! Ну, чтобы ему еще через полчаса появиться? От такой несправедливости мне стало обидно до слез, но в раю меня уму-разуму уже научили.

— Дядь, ты не трогай меня, — сказал я как можно вежливей. — Я малость погреюсь, и сам уйду, ладно?

Но не тут-то было. Черт даже удивился.

— Вов, ты что, сдурел? Пошли со мной!

Делать нечего, пришлось идти. Что я против него один, с голыми руками, да едва дышу?

По дороге он страшно веселился и трепал меня по плечу:

— Володь, да ты не узнаешь меня! Это же я тебя подзуживал за Нинкой Семеренковой подглядывать!

Застрелите, если я помню, что за Нинка, но чем кончаются споры в этих краях, мне уже было доподлинно известно, и я смирно кивал:

— Премного благодарен, а если что было не так, извините великодушно.

Он только строил рожи и качал головой:

— Да, брат, я смотрю, ты здорово переменился — ишь как заговорил!

Здесь тоже есть ворота — узорные, литые, очень красивые; мы их проскочили, и дальше я понесся над адскими просторами, как кузнец Вакула в Петербург. Рассмотреть успел немного — все громадные, еле глаз хватает, площади со статуями, вдалеке — мрачноватые дворцы с колоннами, людей не видно, но и заборов, кстати, ни одного. Влетели мы в какое-то мраморное жерло и припустили по широченным тоннелям, все глубже, глубже и вот, наконец, очутились в зале, размеров тоже циклопических и тоже с колоннами. Тут на возвышении стоял черный готический трон, и чуть подальше — длинный стол, на котором была расстелена вроде бы карта, и над ней склонились несколько человек в длинных, до пола, парчовых одеяниях. Лиц не разобрать, но и так видно, что авторитеты.

Черт, который меня притащил, заорал во всю глотку:

— Глядите, кто у меня тут есть!

От компании у стола отделился один и подошел к нам. Я только взглянул, сразу понял, кто это — тут подсказки не нужно, не ошибетесь — сам Вельзевул, Владыка Ада. Был он роста высокого, на плечах — этот складчатый плащ, прихваченный пряжкой с тусклым камнем и, как где-то сказано, «ликом темен и прекрасен». Верно. Смугл до чрезвычайности, а лицо узкое и длинное, будто нож.

Руки у меня свесились, как у старого орангутанга, и весь я окостенел от страха. Если в раю порядки такие строгие, то что же здесь? Без разговоров на сковородку? Еще почему-то я ожидал, что, посмотрев на меня, он непременно рассмеется сатанинским смехом, потому что вид у меня после всех приключений был, мягко выражаясь, причудливый.

Однако ничего этого не произошло. Вельзевул довольно долго разглядывал меня, потом сказал:

— Да, его хорошо отделали. — Затем чуть отвернулся в сторону и приказал: — Дайте парню стул, он сейчас упадет. И налейте чего-нибудь, он чуть живой.

Тотчас же меня посадили на табуретку и сунули в руки стакан — по-моему, с коньяком. Я настолько оторопел, что сел и выпил. Прожгло, я вам доложу, насквозь — но дышать стало легче. Вельзевул надвинулся на меня, как черная скала.

— Ну, Володя, что же ты из рая ушел?

— Выгнали. Я одному их хитровану по морде засветил.

— И ты не попросился обратно? Не валялся в ногах у Михаила?

Я помотал головой, как усталая лошадь.

— Не могу я там. Воля ваша, делайте, что хотите.

Вельзевул посмотрел на меня еще некоторое время и негромко скомандовал:

— Герду ко мне сюда.

В ту же секунду перед нами явилась девица сногсшибательного обличья. Здорова, ноги от шеи — натуральный циркуль, вся в черных кожах, как американский байкер, сплошь бахрома, бляхи, цепи, шипы и еще не знаю что, каблуки такие, что даже со стороны смотреть страшно, на голове — взрыв сверхновой, а размалевана!.. Вокруг глаз — синие треугольники с зеленой каймой, в ноздрях пламя — слов нет, и при этом жует, кикимора, жвачку. Но Вельзевул и бровью не повел.

— Что на семнадцатом? Течет?

— Течет, — с приятной хрипотцой отозвалась девица.

— А Моуди?

— Моуди? — она пожала плечами. — Моуди — отрезанный ломоть.

Вельзевул вдруг впал в необычайное раздражение.

— Гнать его в три шеи! — взревел он. — Все, лопнуло мое терпение, оно у меня не ангельское! И пусть эта скотина на глаза мне не показывается!