Синий аметист - страница 10
Когда Джумалия вошел в комнату Аргиряди, там уже было двое посетителей. Один из них — Игнасио Ландуззи — молодой, несколько полный мужчина с короткими волосами и приятным лицом. По происхождению левантиец, он был потомком богатого суконщика, державшего в Барри контору «Ландуззи». Вот уже пятьдесят лет все Аргиряди вели торговлю с этим домом. Игнасио приходился родственником известному суконщику из Тахтакале Апостолидису и часто бывал в Пловдиве. Обычно он останавливался у Аргиряди, и постепенно все в семье стали его считать наиболее вероятным кандидатом в супруги единственной дочери Атанаса Софии. Однако сама София Аргиряди мало обращала внимания на прозрачные намеки, держалась с Игнасио как с компаньоном и могла поступать как ей заблагорассудится. Единственное, что связывало красивую, властную дочь Аргиряди и мягкого, флегматичного итальянца, это была любовь к музыке и искусству, а, возможно, и врожденное для каждой властной натуры стремление к характерам мягким и безропотным.
Другой гость сидел на широком диване и потягивал ароматный кофе. Это был продавец зерна хаджи Стойо Данов.
Джумалия не любил этого человека. Его присутствие напомнило старому мастеру о предстоящем разговоре и уничтожило приятное настроение, подаренное ему сегодня весенним утром. Джумалия холодно поздоровался с присутствующими и уселся на диване напротив Аргиряди.
Атанас спокойно смотрел на него темными глазами. По морщинам, собранным на лбу, было видно, что торговец думает о чем-то неотложном и важном. Аргиряди мельком взглянул на хаджи Стойо и, убедившись, что тот поглощен какими-то объяснениями итальянца и не в состоянии следить за разговором, обратился к Джумалии:
— Я позвал тебя, мастер Димитр, в столь ранний час, чтобы вновь обсудить то дело.
Он замолчал, потом посмотрел на Джумалию и продолжил:
— Вчера в город прибыл Амурат-бей — человек, которого прислала Великая Порта. Сдается, он будет наблюдать за всем, что происходит в Румелии. Он передал и султанский указ. Так что дело нешуточное. Война, как видно, не за горами. Турки хотят многое, но главное — обеспечить их солдат пропитанием и одеждой. Это можешь сделать только ты. Я уже не раз говорил тебе об этом. У нас сукна нет. А ты поддерживаешь связи с купцами из Герцеговины. Аргиряди немного помолчал и добавил:
— Сукно сняло бы с города другие обязательства. Я хочу, чтобы ты это понял. Реквизиция бременем ляжет не только на села, но коснется и нас. Поэтому, — Аргиряди прищурил глаза и чуть понизил голос, — не усложняй без надобности. В Белграде ты держишь шесть тысяч аршин босненского сукна, за которые уже заплатил. Прикажи доставить его сюда. Иначе Джевдет-бей, если захочет, крюком вырвет его из нашего горла.
Старик нахмурился. Веко на глазу стало подрагивать.
— Хм, — усмехнулся он сдержанно. — Так я все сделал еще зимой…
— Как так — сделал?
— А так… Сукно мне не понадобилось, и я отказался его взять.
Аргиряди заметил, что хаджи Стойо прислушивается к их разговору, поэтому поспешил его закончить. Но старый мастер несказанно разозлил его своими словами.
— Ты же дал за него задаток, бай Димитр… — хмуро возразил он.
— Что с того? — сердито ответил старейшина суконщиков. — Я еще в феврале, в Трифонов день, отказался от товара, и люди вернули мне этот задаток.
— Потерял самое малое пятнадцать тысяч грошей… глупец… — медленно, сквозь зубы процедил хаджи Стойо и, облизнувшись, поставил чашку перед собой.
Джумалия почувствовал, как гнев закипает у него в груди.
— Разве ж это потеря, хаджи, — спокойно сказал он, но в голосе прозвучали холодные нотки, а в глазах, смотревших на продавца зерном, читалась злость. — Есть люди, потерявшие в своей жизни намного больше, но ничего, не стыдятся другим в глаза смотреть, не чувствуют своего греха…
— Ты это о чем? — спросил хаджи Стойо и впервые взглянул на Джумалию из-под тяжелых, посиневших по краям век.
На виске старого мастера билась жилка.
Говорю, что все потеряли — честь, имя… Даже позабыли, какого они роду-племени…
В комнате на минуту воцарилась напряженная тишина. Лица присутствующих вытянулись. Только Игнасио Ландуззи безмятежно улыбался, не понимая сути разговора.