Синяя борода - страница 2

—Нет.

— Вы знали, кто у нее бывает?

— Это была ее профессиональная тайна.

— Вы, значит, знали, что у Розалинды Ц. ночью бывали клиенты, и тем не менее вы, господин доктор Шаад, совсем не страдали?

— Нет.

— Чем вы это объясняете?

— Мы стали друзьями.

— Вы стали друзьями...

— Меня не мучили больше подозрения.

Задача не только в том, чтобы попасть в шар и на том успокоиться. Надо обдумать позицию для трех последу­ющих ударов. Игра от двух бортов рискованна, но, если она удается, следующее попадание почти обеспечено.

— Вы, значит, часто видели обвиняемого, господин

Биккель. А других посетителей вам доводилось видеть в подъезде?

— Я работаю только днем.

— Видели ли вы мужчин, покидавших дом по утрам, когда вы работали, и если да, то запомнился ли вам кто-нибудь из них, могли бы вы его опознать, если и не назвать по имени?

— Я ведь служу не сторожем...

— Тем не менее у человека есть глаза.

— Я могу только сказать, что не обращал на это внимания, а мадам Цогг всегда здоровалась со мной, когда шла к почтовому ящику. Я работаю привратником и в других домах, а там тоже случается, что иной раз утром выходит из дома какой-нибудь господин, который здесь не живет, а дама делает вид, что вообще никого не замечает, если рядом с ней муж. Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.

— Вы, значит, встречали обвиняемого.

— Да, днем, время от времени.

— А в ту субботу вы его видели?

— Нет.

— Господин Биккель, это противоречит вашему первому показанию в полиции: вы тогда сказали, что господин Шаад в ту субботу не мог подняться на лифте и шел по лестнице пешком.

— Его видела моя жена.

— А вы сами его не видели?

— Я ведь был в подвале...

— Вы, значит, не можете сказать, нес ли обвиняе­мый в ту субботу, когда поднимался по лестнице пеш­ком, потому что лифт не работал, цветы в руках, ну, скажем, лилии?

— Нет.

— Вы работали в подвале...

— Я и говорю, лифт стоял, я смазывал дверцы и потому находился в подвале.

— Когда это было, господин Биккель?

— Между одиннадцатью и двенадцатью.

— А потом лифт снова заработал?

— Конечно.

— Еще один вопрос, господин Биккель...

— Мне ведь надо было не только смазать дверцы, я стирал надписи, которыми то и дело поганят лифт, а это требует времени: ведь нынче в ход пускают не мел или грифель.

— А что же?

— Распылитель.

— Понимаю...

— «Иисус победит».

— Последний вопрос, господин Биккель...

— Теперь это перестали делать.

— Вы не заметили, был ли у обвиняемого ключ от почтового ящика Розалинды Ц., не пытался ли он каким-нибудь способом вытаскивать письма из ящика?

— Господин доктор Шаад — благородный господин.

Я не могу больше кормить лебедей.

Их длинные шеи...

Когда я бросаю в воду кусочки хлеба (остатки от завтра­ка), они величаво подплывают, как всегда, наклоняют к воде свои длинные шеи и не жадно, не спеша склевыва­ют все. Не знаю, те же ли это лебеди, которых я кормил, передо мной сейчас, после десяти месяцев предваритель­ного заключения. Они выпрямляют белые шеи. Они не узнают меня, медленно куда-то уплывают.

— Слово имеет прокурор...

Лебеди — не свидетели.

— Я спрашиваю в последний раз, где вы были, господин доктор Шаад, после того как около полудня расстались с Розалиндой Ц., как вы утверждаете, в до­бром согласии.

— Может быть, кормил лебедей.

— Лебедей?

— Да.

— Вы часто кормили лебедей?

— Время от времени.

— Где?

— На озере.

— А в ту субботу не шел снег или дождь?

— Лебедям все равно.

Целый день, если в приемной никого нет и если я не выезжаю по какому-нибудь экстренному вызову, я сижу в кабинете в белом халате, положив ноги на стол, и слы­шу все снова и снова:

— На первом допросе у окружного прокурора вы утверждали, что в означенный день гуляли по окрестно­стям, называли даже местность — Васберг ,или что-то в этом роде. Вы говорили, что обычно в таких случаях оставляете свой «вольво» у гравийного карьера и бредете по лесу куда глаза глядят, часто не зная, куда вас выве­дут лесные тропинки... К сожалению, установлено, что ваш голубой «вольво» в ту субботу стоял не у гравийного карьера, господин доктор Шаад, а в гараже на Кройцплац.

— Я ведь признал, что ошибся...

— Затем вы утверждали, что находились в своем врачебном кабинете, хотя в субботу у вас приема нет. Искали налоговые квитанции. Вы указали даже точное время: между пятнадцатью тридцатью и семнадцатью ноль-ноль.