Сиреневый Кристалл - страница 11

стр.

Все мальчики, когда им исполнялось семнадцать лет, проходили обряд посвящения и только после этого допускались к чтению тайных книг. О, с каким нетерпением я ждал этого дня. Мои наставники не подозревали, что не роскошные черно-желтые жреческие одеяния, ожидавшие посвященного, и не возможность впервые за многие годы очутиться вне стен храма заставляли меня с таким усердием готовиться к торжественному обряду. Меня прельщало другое.

Из старинных преданий я узнал, что много веков тому назад на наших островах был Век Созидания — благословенное время, когда, как утверждали древние книги, боги открыли людям великую тайну и люди постигли непостижимое. Мое юношеское воображение было поражено, когда я узнал, что боги научили жрецов Буатоо чудесным образом возводить храмы и дворцы сказочной красоты и величия, создавать мосты, дороги, необыкновенную утварь и нетленные ткани. Я жаждал приобщиться к этой тайне, стремился узнать, как жили народы Паутоо в то легендарное время, как и почему утратили чудесный дар созидания.

Юношей, еще мальчиком, я мечтал вернуть людям этот дар, вырвать у веков тайну и сделать всех счастливыми. Мечтал стать новым Рокомо, новым героем Паутоо. Но я понимал, что прежде всего надо было изучить ритуальные записи, относящиеся ко времени великого жреца Раомара. Однако для всего этого, как говорили жрецы-наставники, надо быть посвященным. Тайные из тайных книг Буатоо доступны только избранным, достойным.

Я верил и ждал. Но еще до того как мне исполнилось семнадцать лет, меня выгнали из храма.

В жалких отрепьях, не знающий жизни вне храма, я очутился за воротами Буатоо, был предоставлен самому себе. Я побрел по дорогам, выпрашивая подаяние, ночуя на обочинах пыльных дорог. К морю, к морю, к моей доброй Менаме! Что еще оставалось у меня? Выпроводившие меня из храма жрецы сказали, что никто больше не делает взносов за обучение и я не могу оставаться под сенью храма. В священной школе могли учиться дети только очень состоятельных родителей.

Долго я добирался до деревушки Менамы… Измученный, голодный, я приплелся наконец к морю, но не нашел ни Менамы, ни ее семьи, ни деревушки: незадолго до этого там было восстание и колониальные войска уничтожили все, что могло быть уничтожено пушками и огнем.

Так я впервые познакомился с миром — большим, ярким и страшным. Вскоре я узнал, что восстание подавлял мой отец, что он был тяжело ранен повстанцами и сейчас уже при смерти. И я пошел к отцу. Не знаю, почему пошел, но, вероятно, тогда я не мог не пойти. Меня допустили к нему. Отец смотрел на меня долго, молча, казалось, изучал каждую черточку на моем лице, стараясь в предсмертный свой час определить отношение к тому живому существу, которое было частицей его самого и было глубоко ненавистно ему. Наконец он сказал… сказал всего несколько слов. Я запомнил их на всю жизнь: «Иди. Иди туда… к своим цветным… убийцам…» И я пошел к своим, пошел навсегда.

В тот день Юсгор больше ничего не говорил о себе. Мы долго бродили по набережным Невы, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Незаметно для себя обогнули Исаакиевский собор, подошли к «Астории». Юсгор протянул большую сильную руку, дольше обыкновенного подержал в ней мою и сказал на прощанье:

— Алеша, если позволите, я завтра приду к вам. Принесу перевод древнего списка легенды о Рокомо и Лавуме.

На другой день пунктуальный и аккуратный Юсгор появился у меня в назначенный час с объемистым портфелем. В нем была не только обещанная легенда о Рокомо и Лавуме. Юсгор вынул фотокопии с нескольких страниц древних священных книг, перевод песен из паутоанского эпоса «Себерао», пачку темно-желтых, исписанных затейливой вязью листков и, как оказалось, подлинный, уникальный экземпляр одного из обрядовых свитков храма Буатоо. Я был приятно удивлен, когда узнал, что все это, по мнению Юсгора, имеет отношение к силициевой загадке. Невозможно передать, с каким волнением я принялся в то время штудировать (при помощи Юсгора) весь этот материал. Каждый прочитанный листок будил мысли, одну загадочнее и рискованнее другой. Документы заслуживали самого пристального внимания и вскоре изучались не только нами, но и еще десятками людей, а многие и до сих пор составляют предмет исследования, источник споров, смелых догадок.