Сирота Пердиды - страница 2

Он согнулся пополам и болезненно закашлялся. Он упал на колени. Предмет катился по траве. Его яйцевидная форма позволила ему сделать три небольших сальто.

Задыхаясь, мужчина протянул грязную дрожащую руку, взял таинственную коробочку и продолжил свое сообщение:

- Я... я отпустил малышку... совсем одну. Я... даю ему микрофон. Управляй им, дай ему совет, я... отправлю его в горы... Прощай.

Он поправил микрофон и швырнул ключ далеко в траву.

Шумиха продолжала расти. У мужчины был сумасшедший, галлюцинированный вид. Он передал предмет своему сыну пьяным жестом преувеличенной амплитуды, торжествующим от изнеможения.

- Возьми, - сказал он.

Ошеломленный, на грани слез, ребенок не двинулся с места. Он больше не узнавал своего отца, такого сумасшедшего с хриплым голосом и суровым взглядом. Он немного его боялся.

- Ты больше не играешь? - спросил он тихим, испуганным голосом.

- Возьми это, - сказал мужчина, сжимая мизинцами круглый предмет.

Ребенок заплакал и отпустил предмет. Стоя на коленях, мужчина подошел к своему сыну, взял микрофон и снова сунул его в руку.

- Всегда держи, малыш, понимаешь? Поговорите с ним и... внимательно слушайте, что он говорит. Всегда... А теперь беги... в горы... Спасайся!

- Папа! малыш захныкал.

Отец в ужасе оглянулся за спину. Затем он повернулся к ребенку и страшным голосом, в котором собрались последние силы

- Хочешь сбежать, собачье имя!

Он никогда раньше не говорил с ней таким тоном. Испугавшись, ребенок убежал метров на десять и развернулся, дрожа от рыданий.

- Папа!

Пошатываясь, отец встал и стал бросать в него камни.

- Беги, засранец!... В горы!

Ребенок побежал еще немного, снова остановился.

- Погодите, - сказал отец.

Он вынул из-за пояса пистолет. Осталось два патрона. Он дважды выстрелил в траву, справа и слева, между собой и ребенком.

Луг загорелся, и огонь, движимый ветром, начал скакать в погоне за маленьким мальчиком.

Человеку захотелось в последний раз улыбнуться убегающему человечку из-за пламени. Но он бежал, не поворачивая головы, навсегда сохраняя отцовский образ сердитого лица.

Все выше и выше ревело пламя, неумолимо таща беглеца к холмам.

Гудение сменилось металлическим гулом.

- Идут... поздно, - сказал. Тот человек. Они не... не поймут.

И он рухнул вперед.

*

* *

Продолжая бежать, ребенок покинул розовато-лиловый луг, где дневной свет постепенно сменился светом огня. Он вошел под прикрытием высоких деревьев, взбирающихся на холмы. В полумраке леса то тут, то там, как разноцветные фонарики, висели светящиеся плоды. Земля мягко поднималась. Чистый серебряный песок местами искрился под мхом.

Ребенок сбавляет темп. Он случайно погрузился в обстановку безмолвной ярмарки, его глаза поднялись на живые фонари, размахивающие ветвями. Он нюхал последние слезы.

Мало-помалу его большое горе превратилось в детскую неприязнь ко всему, что его окружало. Он говорил с деревом.

- Они не красивые, ваши фонари, - недобросовестно сказал он.

Это был Давид, бросающий вызов Голиафу, деревянному Голиафу с поднятыми руками, бесстрастному и высокомерному. Ребенок сердито пнул ногой по дну багажника. Он поранился и снова заплакал:

- Я скажу папе, он сильнее тебя.

Он рухнул на мох и зарыдал, призывая отца. Он заметил, что все еще держит в руке металлическое яйцо. Он посмотрел на нее без всякой вежливости и швырнул ее о дерево. Объект отскочил на несколько метров и остановился посреди песчаной отмели, его сто граней отражали сотню цветных отражений от фруктовых фонарей. Это было красиво. Ребенок угрюмо посмотрел на предмет.

- Ты не красивый! он сказал.

Это было его высшим оскорблением. Он думал, что подавляет людей или вещи, обвиняя их в уродстве.

Однако, забыв о своем дурном расположении, он подполз к объекту и катал его по песку, чтобы разнообразить его отражение. Поменяв свою игру через пять минут, он наполовину погрузил ее в металлический порошок, затем, наклонив голову, спросил:

- Ты в своей кроватке в порядке?

Он напевал невнятную мелодию, отвлеченно поглаживая устройство.

- У тебя есть глаза! Чтобы увидеть яснее?... И почему ты никогда не говоришь со мной? Ты все еще разговариваешь с папой.