Сияние - страница 8

Пушка почти что вибрирует от пульсирующего света: последняя из разработок Верныгоры, изукрашенная филигранным орнаментом с лесными мотивами, который вьётся и тянется, как трещины на льду по весне. Блистающий, массивный нос венерианской ракеты под названием «Моллюск» удобно сидит в серебристой пасти пушки. Металлическое чудовище вздымается выше собора Василия Блаженного, отбрасывая монструозную тень. Большую его часть занимает силовая установка. Жилые пространства на удивление малы. Этот выгравированный серебряный лес будет сброшен на полпути к Венере, и судьба его – дрейфовать в одиночестве в бесконечной черноте. Но пока что «Моллюск» посрамляет любой земной дворец, выстроенный во славу человека или какого-нибудь бога.

Они, точно маленький цирк: силачи, клоуны, укротитель львов, маг и воздушная гимнастка, в изящной позе застывшая на платформе – изогнутая рука напоминает полумесяц, пальцы ног устремлены в пустоту.

СМЕНА КАДРА: ИНТ. Столовая «Моллюска», НОЧЬ 21:00 ЭРАЗМО СЕНТ-ДЖОН и МАКСИМО ВАРЕЛА разливают водку СЪЁМОЧНОЙ ГРУППЕ и хохочут::: ПЛЁНКА ПОВРЕЖДЕНА, ОТСНЯТЫЙ МАТЕРИАЛ НЕДОСТУПЕН ПРОПУСТИТЬ ПОВРЕЖДЁННЫЙ УЧАСТОК ПРОПУСК ПРОПУСК ОШИБКА ОБРАТИТЕСЬ ЗА ПОМОЩЬЮ К АРХИВИСТУ]

Из личного киноархива Персиваля Альфреда Анка

[Камера включена. Экран чёрный, поскольку она повёрнута к стене в попытке скрыть от маленькой девочки, что идёт запись. Время от времени черноту нарушают серебристые вспышки – отблески картинки на экране, расположенном где-то позади устройства и демонстрирующем некую более оживлённую деятельность. Звучит тихий разговор.]

ПЕРСИВАЛЬ АНК

Итак, в каждом фильме важно знать, кто рассказывает историю и кому её рассказывают. Даже если на экране об этом не говорится, режиссёр обязан знать, и автор сценария – тоже. Ну, кто рассказывает эту историю?

СЕВЕРИН АНК

Эту историю рассказывает папочка!

ПЕРСИВАЛЬ

[смеётся] Видишь ли, папочка снял кино, но папочка не рассказывает историю. Взгляни на персонажей и то, как они общаются друг с другом. Взгляни, как начинается фильм, как самые первые сцены придают форму всему остальному. Итак, кто же рассказывает историю?

[Наступает долгое молчание.]

СЕВЕРИН

Историю рассказывает камера. Она следит за всем, и ей нельзя солгать, потому что она сразу поймёт.

ПЕРСИВАЛЬ

Моя девочка такая умница! Нет, камера – свидетельница истории, она её записывает, но находится за её пределами. Словно очень маленький бог с одним большим тёмным глазом. Малышка моя, взгляни на влюблённых, на злодея, на слабоумного отца, на солдат и призраков. Кто из них главный? Кто управляет тем, как рассказывается эта история? А кто – публика, для которой предназначены все эти чудесные вещи?

[Снова наступает долгое молчание. Что-то шуршит, как будто маленькая девочка теребит кружевную юбку, пытаясь придумать ответ.]

СЕВЕРИН

Они все рассказывают историю мне.

Рабочее название

(Студия «Транкилити», 1959, реж. Персиваль Анк)

Аудиозапись сделана для сведения Винченцей Мако, сценаристкой

ПЕРСИВАЛЬ АНК: Если хочешь узнать, с чего всё началось, придётся поговорить с мертвецами.

Я знаю, как это звучит. Мертвецы должны ведать концовками. Они ведь там и живут. В том пространстве, что располагается после истории, они короли и королевы – дирижируют своими костлявыми руками, руководят эпилогами, последними актами, кульминациями, выпрядают из затухающего действия окончательность, точно старые девы с их чёрными прялками.

Мне ли не знать. Я всегда был настоящим мастером концовок. Когда приближается кадр со словом «Fin», я, словно бейсболист, на полусогнутых размахиваю битой, нацеленный на дальнюю часть поля – куда целился с того момента, как сказал первое слово, отснял первый кадр, – на откровение, которое всё это время надеялся испытать. Прислушайся к последней сцене; ты услышишь свист и треск моего удара. Пожалуй, я всегда слишком уж нетерпеливо стремился к концовке. Я слишком быстро вышвыривал затравленную пацанку с безумным взором из её башни и приканчивал разглагольствующую свиту, в которую лишь пять минут назад вступили велосипедисты и медведи. Концовки роскошны и распутны, Винче, они взывают ко мне. Распростёрлись на атласной неизбежности, ждут, манят, обещают невероятно, непристойно элегантные решения – ты только будь хорошим мальчиком и правильно рассади клиентов в зале, а потом доставь им удовольствие, возбуди их! Вся прочая чушь, которую требует история, – это просто долгое соблазнение концовки. Ты раскидываешься убийствами и перевёртышами, героями, детективами и шпионами, жонглируешь любовными интригами, чудесными спасениями и перестрелками один на один из фантастических пистолетов, похищениями, колдовством и комическими контрастами, гробокопателями, принцессами и драконами-альбиносами, и это всё лишь ради того, чтобы заманить концовку в свою постель. Правильная концовка не может устоять перед таким раскладом. Она приближается украдкой, а потом делает вид, что всегда тут жила – глазки сонные, волосы взлохмачены, – просит антигероя принести кофе, и давай по-быстрому, а? Ну какая милочка.