Скачка - страница 13

После этого случая супруги Кругловы оба попали в больницу: она с нервным потрясением, а Ивану Ивановичу оперировали руку, и он стал нетрудоспособным, действовала теперь у него только левая рука. Вере Федоровне через многое пришлось пройти: и через больницу, и через суд, и через мучения совести — не шарахни она грабителя по затылку, тот бы не пробил пулей руку мужу, а теперь он остался калекой. Работать она больше в ПМК не могла, в ней навсегда поселился страх перед этой конторой. Стоило ей снова занять бухгалтерское место, как она, сидя за столом, вздрагивала от каждого шага. О ней хоть и говорили в городе как о натуре героической, писали в газетах, называли в докладах — вот, мол, ради общественных денег сумела пойти на настоящий подвиг,— но Антон знал, как страдала эта невысокая женщина, большеокая, с преждевременными морщинками у рта. Он застал Круглову уже работающей в Синельнике, определил ее туда Петр Петрович Най-дин, ему пришлось хлопотать, чтобы добыть пенсию Ивану Ивановичу, потому что по какой-то нелепости считалось — травму он получил не на производстве, так как был в этот день выходной и нес своей жене еду. Но пенсию Петр Петрович все же Круглову пробил, помог, чтобы семью перевели в подсобное заводское хозяйство. Там был пустой домишко неподалеку от главной усадьбы, его привели в порядок. Кругловы этому жилью обрадовались, а то у них была в Третьякове одна большая комната на четверых и кухня, общая с соседями. Иван Иванович наловчился работать левой рукой, пошел на синельниковские конюшни...

Конечно, Вера Федоровна слыла в Третьякове человеком честным и прямым. Когда перед Антоном легли ее показания, написанные рукой Фетева, что Вера Федоровна сама видела, как бригадир дорожников, молдаванин Урсул передавал деньги Антону, а Круглова, мол, внезапно вошла в кабинет директора — это и на самом деле могло быть, ведь она всегда входила без стука, так он ей разрешил,— застала его и Урсула за тем, что бригадир передавал Антону пачку денег, а когда Урсул ушел, то Вахрушев предложил Вере Федоровне долю в две тысячи рублей за молчание, от которой она отказалась. Когда это Антон прочел, то лишь усмехнулся, сказал: показания столь нелепы, что такому серьезному человеку, как Фетев, не пристало на них опираться. Тот улыбнулся, пропел что-то себе под нос, а затем и предъявил постановление об аресте. Но одно дело — бумага, другое — человек, которому ты привык так верить.

Очная ставка помнилась четко: милиционер подле дверей, невысокий, в мешковатой гимнастерке, с унылым лицом. Это он потом, когда поведет Антона от следователя, шепнет: «Сука с липкими руками... Из-за вас-то...» — и Антон поймет, как плохи его дела. Плотный Захар Матвеевич Фетев был в костюме стального цвета при белой рубахе с синим галстуком. Его рыжие кудри золотились, будто под лучами солнца, хотя в кабинете было сумеречно; он держался белыми пальцами за спинку стула, выглядел праздничным, да, как потом выяснилось, это и был его праздник, миг торжества, и потому так весело поблескивали его блекло-голубые глаза, которые безотрывно смотрели на Веру Федоровну, примостившуюся на краешке стула.

«Я видела, как Урсул передавал солидную пачку денег Вахрушеву».

Били по ушам ее слова. Это потом уж, на этапе, он вдруг сообразил, что не она это говорила, а Фетев читал ее показания. А она сидела обмякшая, будто все в ней было перебито. Ни на Антона, ни на следователя не смотрела, а себе на колени, прикрытые выцветшим ситцевым платьицем.

— Ну, мы ждем, Вера Федоровна,— с лихой басовитой уверенностью произнес Фетев, его белые пальцы на мгновение отпустили спинку стула, но тут же сжали ее.

У Кругловой начали мелко дрожать плечи, Антону внезапно сделалось жаль ее, хотелось к ней кинуться, дать воды. Черт знает, до чего может довести жалость.

Но Фетев твердо произнес:

— Вы подтверждаете свои показания, гражданка Круглова?

Плечи ее еще больше задрожали, а глаза по-прежнему оставались неподвижны, она молчала.

— Да или нет? — Теперь уж голос Фетева обрел упругую силу.

Тут Вера Федоровна словно бы очнулась, решительно повернулась к Антону, но он мог поручиться — она его не видела, лицо ее пошло красными пятнами.