Скачу за радугой - страница 8
Она вдруг замерла в охотничьей стойке, бросилась в кусты и выволокла оттуда растерянного Тяпу.
— Вот! — победоносно взглянула она на нового вожатого. — Полюбуйтесь! Вячеслав Тяпунов — ваш подопечный. Почему разгуливаешь после отбоя, Тяпунов?
— Я ноги мыл, — посмотрел на свои давно не мытые ноги Тяпа.
— А распорядок дня для тебя не существует? — голосом диктора вещала Людмила. — Ты выше этого?
— Почему выше? — уныло тянул Тяпа. — Ничего не выше!..
— Очень остроумно! — смерила его уничтожающим взглядом Людмила и, потеряв всякий интерес к Тяпе, опять коршуном бросилась в кусты. На этот раз ее жертвой оказался Шурик.
— Ты тоже ноги мыл, Озеров? — демонстрировала вон педагогический опыт Людмила. — Или шею?
— Ноги, — пролепетал Шурик, тараща глаза на Вениамина. — И шею тоже.
— Поразительная чистоплотность! — отвернулась от него Людмила и скомандовала: — Орешкин, Пахомов, Коновалов, Мачерет, Травина — ко мне! Выходите, выходите… Я вас все равно видела!
Первым из кустов появился Генка. За ним — остальные.
Людмила стояла в позе укротителя хищных животных, который только что проделал опаснейший трюк и ждет аплодисментов.
— Второе звено первого отряда! — объявила она. — Наше несчастье!
«Наше несчастье» помалкивало.
— А это ваш новый вожатый! — эффектно провела концовку номера Людмила и сделала шаг в сторону.
Аплодисментов не было. Второе звено враждебно молчало.
— Здравствуйте, — шагнул к ним новый вожатый. — Меня зовут Вениамин.
— Можно — Веня, — угрюмо сказал Генка.
В горле у Людмилы что-то пискнуло. Она откашлялась и растерянно спросила:
— Вы что?.. Вы его знаете?
— В первый раз вижу, — серьезно ответил Вениамин.
Людмила подозрительно посмотрела на него, не зная, как расценить происшедшее, привычно начала:
— А ты, Орешкин… — потом махнула рукой и устало сказала: — Марш спать!
Генкина койка стояла у стены, прямо против окна, и, засыпая, он всегда видел темный прямоугольник неба и лохматую ветку ели. Ветка была похожа ни лапу какого-то огромного зверя. В ветреную погоду она тихонько раскачивалась и царапала стекло, будто просилась в дом. Генка смотрел на нее и думал о том, что теперь-то наверняка вылетит из лагеря. Людмила, конечно, расскажет этому очкарику о пропаже плафонов, а тот немедленно выложит, что видел их в землянке. Расставаться с лагерем Генке было не очень жалко. Он доживал здесь вторую смену, и лагерная жизнь ему порядком надоела. В городе можно прошвырнуться в киношку, поесть вдоволь мороженого, сгонять в футбол, смотаться с ребятами на Петропавловку и в ЦПКиО. Вот только мать!
Генка представил себе, как она сначала испугается, увидев его дома, потом запричитает и будет ходить по квартире с заплаканными глазами, а он не сможет ни объяснить случившегося, ни сказать ей что-нибудь в утешение и будет только бубнить: «Да брось ты, мам!» Генка перевернулся на живот и уткнулся головой в подушку.
— Не спишь? — услышал он голос Тяпы.
— Жарко, — буркнул Генка.
— Хочешь сухарика?
— Отстань!
— Соленые! — захрустел в темноте Тяпа.
— Днем мнешь, ночью мнешь, — подал голос Пахомчик. — Лопнешь!
— Не лопну! — успокоил его Тяпа. — Кинуть один?
— После них пить охота.
— Бак-то в коридоре!
— Ну давай! — согласился Пахомчик.
Теперь они захрустели вдвоем.
— Дадите вы спать или нет?! — закричал Генка. — Хрумкают, как лошади!
— Нервы у тебя! — заметил Тяпа и опять захрустел сухарем.
Генка присел на койке, собираясь встать и выдать Тяпе по шее, но раздумал и снова улегся на спину.
— А может, не скажет? — спросил Генка. — А, Тяпа?
— Витамин-то? — подхватил Тяпа. — Скажет! Ему выгоды нет скрывать!
— Выгоды? — растерялся Генка.
— Ну?! — подтвердил Тяпа. — Людмила ему кто? Начальство! А мы ему кто? Никто! Доложит и сразу в авторитете. Это и ежику пьяному понятно!
В уверенном голосе Тяпы звучало такое неприкрытое злорадство, что Генке стало не по себе.
— А ты вроде и ни при чем? — спросил он.
— А что я? — спокойно ответил Тяпа. — Мне сказали, я пошел. — И, нисколько не сомневаясь в своей правоте, деловито добавил: — Всех из лагеря не попрут: че-пе. А одного разрешается. Для профилактики!
— И все-то ты знаешь, Тяпа! — не то с сожалением, не то с угрозой сказал Генка и отвернулся к стене.