Скандал в вампирском семействе - страница 18

стр.

– А если вампир влюбится в человека? – неожиданно спросил Макс.

– Опять книжек начитался? – прошипела я. – Перестань читать всякую чепуху!

– А что? – Макс пристально посмотрел на меня. – Скажешь, никогда не влюблялась в обычного мужчину?

– Хорошего же ты обо мне мнения, – пристыдила я. – Совсем меня за идиотку держишь? Надо быть полной дурой, чтобы влюбиться в человека.

– А что такого? – не понял Макс. – С Манюней же ты дружишь, а она тоже человек.

– Дружба – это другое, – возразила я. – В дружбе физический контакт сведен к минимуму. Поцелуй в щечку при встрече и короткие дружеские объятия я уж как-нибудь переживу без особых мучений. А вот как прикажешь сдерживать свой голод во время поцелуев или еще чего больше? Это все равно что облизывать витрину кафетерия, не имея возможности съесть пирожное.

Макс притих.

– И все равно, каждый раз отправляясь на встречу с Манюней, я хорошенько подкрепляюсь, – добавила я. – Чтобы во время болтовни с ней меня не терзал соблазн вцепиться ей в глотку.

– Тебя привлекает кровь Манюни?! – Макс уставился на меня с таким невыразимым ужасом, как будто я призналась в том, что пью кровь младенцев на полночный полдник.

– Уж извини, – спокойно ответила я, – такая у меня природа.

– Не дай бог когда-нибудь так оголодать, чтобы захотеть крови Манюни, – содрогнулся Макс.

Вспомнив о наказе Лидии, я притормозила у заброшенной могилы.

– Макс, у тебя платок есть?

Племянник, покопавшись в карманах, вытащил пачку «Парламента», вытряхнул из нее остатки сигарет и протянул мне:

– Сюда набери.

Стоило мне присесть на корточки, как в воздухе запахло табачным дымом.

– Ох, Макс, – я покачала головой, собирая землю, – бросай ты это дело. После превращения все равно об этой гадости придется забыть.

Макс невозмутимо стряхнул пепел на землю, но я заметила, как дрожат его пальцы.

– Думаю, после всего, что сегодня произошло, я имею право на сигарету, – глухо произнес он.

Черт, не стоило при нем утолять жажду! Раньше Макс никогда не видел, как я пью кровь. Одно дело – знать о том, что твои милые дядюшки и тетушки хлещут человеческую кровь, и другое – увидеть, как они это делают. Помню, когда я, еще до своего превращения, случайно застала Лидию сосущей кровь из взрезанного запястья горничной, я на мать неделю без содрогания смотреть не могла. Надеюсь, Макс менее впечатлителен. В том, что Цепеш и не вспомнит о том, что с ним произошло, я была твердо уверена, а вот сможет ли забыть увиденное Макс – большой вопрос.

Наполнив пачку, я выпрямилась и взглянула ему в глаза.

– Послушай, Макс, мне жаль, что ты это видел. Но парень сам виноват. Нечего ему было за нами увязываться.

– Скажи мне, Лиза… – Макс сделал глубокую затяжку и щелчком отбросил сигарету под ноги. – Если бы сейчас ты могла вернуться на много лет назад и вновь стать человеком, согласилась бы ты на укус вечности?

Луна за спиной Макса освещала потемневшее надгробие. Свет падал так, что была видна только часть даты на памятнике. Год моего рождения.

– Понимаешь, Макс, – натянуто сказала я, – если бы я не согласилась тогда на это, сейчас бы я не стояла перед тобой, а лежала бы в земле. Возможно, под одной из этих плит. Подумай об этом, прежде чем осуждать меня. И всех нас.

Я развернулась и зашагала к выходу. Макс быстро нагнал меня, и его рука мягко сжала мое плечо.

– Лиз, я не осуждаю тебя, – сдавленно пробормотал он. – Я просто пытаюсь понять для себя, стоит ли оно того. Ведь пока у меня еще есть выбор.

– У тебя есть не выбор, у тебя есть шанс, – поправила я. – И этот шанс дается лишь одному человеку из тысячи. Сгнить в земле через пятьдесят лет или прожить на свете двести, а при благоприятном стечении обстоятельств и все пятьсот лет. И все эти годы быть молодым и полным сил, а не превращаться день за днем в ходячую развалину.

– Но это моя жизнь, Лиза, – упрямо возразил Макс. – И я хочу распорядиться ею сам.

– Ты можешь распорядиться своей жизнью, Макс, – сухо сказала я. – А можешь ее просвистеть. Вот и весь выбор. Другого не дано.

До самой машины мы молчали, а когда сели в салон, племянник тихо спросил: