Скандальная молодость - страница 2

называют жажду самому создавать собственную жизнь, жажду играть в нее. И если в действительности что-то происходило каким-то определенным образом, но у меня возникал каприз, я немедленно изменяла это молодостью моего тела и дарованной мне силой воображения, которая могла свернуть горы, — чтобы с миром можно было играть, даже тогда, когда надо было бы серьезно задуматься. И не полагаться на Бога, если он есть, или на Био, который есть безусловно.

Даже в такой истории, как история Италии, которую я собираюсь рассказать, которую держали в секрете и которую я узнала, пережив в ней тысячу приключений, я никогда не чувствовала себя жертвой. А раз так, жизнь, если смотреть не на то, что она собой представляет, а на то, как человек, если хочет, ее строит и, прежде всего, ее видит, это — не Бог весть что. Включая и возмущение, которое кое-кто будет испытывать по отношению ко мне.

Однажды она неожиданно вспомнила о чем-то, случившемся еще до того, как родилась ее память. Она поняла, что молодость кончается, снова увидев паводок и вместе с ним свои первые в жизни впечатления: По покрывал землю от пармских берегов до Дельты, а она двигалась по лабиринту этой водной вселенной, одновременно привлекательной и угрожающей, как сама детская фантазия, на лодке с останками вымерших существ, среди столбов грязи, вздымавшихся в небо и обрушивавшихся с него.

Может быть, это был конец или начало какого-то века. А может быть, время, у которого не было ни начала, ни конца, некое воображаемое место, в котором совершенно логичны такие вещи, как игры и драмы, а то и конец света.

Она вспомнила о цапле.

Когда та неподвижно замирает, и ее с трудом можно различить на фоне солнца, которое, кажется, тоже имитирует ее неподвижность. Кровь Био окропляет землю, окрашивая тишину в мрачный предгрозовой цвет.

Она вспомнила о солнце за цаплей.

В Полезине, Колорно и Роккабьянке сильно поднялась вода, и стремительные потоки врывались в деревни, опережая сигналы дозорных. Люди не понимали, куда бежать, а животные сбились в кучу и пошли на звук грома, приняв его за голос Био, который наконец призвал их, предпочтя человеку. Сбросив всадников, в большинстве своем стариков или младенцев, и промчавшись изнуряющим галопом, лошади вставали на дыбы, пытаясь влететь внутрь этого голоса, а впереди вместо святых покровителей шел, в белизне крестильных одежд, Эрзац, чье пришествие ожидали веками, покровитель убийц и женщин с дурной репутацией, способный превращаться во Влюбленного Роланда.

Когда увидели, что он парит в тумане над бесконечным болотом, границы которого были обозначены смоляными факелами, начался исход.

Дороги заполнились повозками и семьями, примостившимися на грудах домашнего скарба; люди смотрели, как мешки с песком лопаются на плотинах в пойме реки, как баржи выносят на берег трупы утонувших домашних животных и человеческие тела, которые бились об откосы, исчезая в пропасти водоворотов или возносясь к проезжей части мостов.

Она вспомнила, как наблюдала с лодки за концом мира, в который собиралась вступить, и ее беспокойная душа вопрошала: стоит ли? Кто бросил ее одну? Кому принадлежали одежды и куртки, образовавшие подстилку между веслами? Никого вокруг не было. Только эти одежды, яркая шаль на уключине, большие свечи на дне, мышь, которая метнулась из лодки в воду, на миг удержалась на поверхности и утонула. И была еще бутылка из красного стекла с золотой пробкой. Однажды ночью она внезапно разбилась, и дурманящий аромат окутал Дзелию, постепенно растворяясь в бурном ветре. Чья-то женская рука оставила рабочую корзинку и соломенную шляпку с широкими полями и прикрепленной к ней массивной серьгой.

Лодка уперлась в какой-то столб. Она выдержала неистовую атаку ласточек, которые, полагая, что так безопаснее, летали столь низко, что попадали в зев грязевых воронок. Наконец она протиснулась в старое русло реки.

Это было спасение.

Грязевой прилив прогрохотал где-то вдалеке и пронесся вскачь, словно по какой-то другой земле: земле чужих живых и мертвых. Из своего убежища она увидела, как эта земля превращается в кладбище лодок, которые плыли с распятиями на носу, сопровождаемые тщетными молитвами, которые печально возносили к небу портовые сирены. Вода продолжала подниматься, и головка какой-то девочки почти уже коснулась солнца.