Скандалы высшего света - страница 5
Светские заметки леди Уислдаун. 28 января 1814 года
Ужасно, когда найти удобное положение в постели удается всего лишь за пять минут до того страшного момента, когда приходится вставать. Особенно если постель теплая, а в комнате так холодно, что кусок льда можно хранить целую неделю.
Судя по замерзшему носу, второе утверждение вполне соответствовало истине. Ну а в справедливости первого сомневаться не приходилось: наконец-то голова устроилась на подушке, руки и ноги согрелись, а собственные плечи перестали мешать. Ах, до чего же хорошо!
И тут в дверь постучали. Не тихо и деликатно, а настойчиво, резко и требовательно: бах-бах-бах!
— Линни! — послышался голос матери.
Проклятие!
Не дожидаясь ответа, Джорджиана ворвалась в комнату. Выглядела она далеко не лучшим образом: волосы накручены на папильотки, бледное лицо лишено обычной косметики.
Пробуждение не самое приятное.
Герцогиня, кажется, полностью разделяла мнение хозяйки. Верная подружка Линни, как обычно, спала в ногах, головой к двери, но сейчас грациозно поднялась, повернулась к леди Дарингтон задом и снова улеглась.
— Право, милочка, не стоит пускать эту кошку в постель.
«Эта кошка» возмущенно дернула хвостом. Линни не ответила. Она вообще редко говорила, однако мать не замечала молчания дочери.
— Ни за что не поверишь, — Джорджиана запахнула халат и продолжила взволнованный монолог, — в то время как мы здесь с тобой разговариваем, этот человек сидит в нашей гостиной!
Поскольку Линни не произнесла ни слова, местоимение «мы» можно было считать не самым подходящим.
— Что за невежество! — воскликнула леди Дарингтон. — Приехать в такую рань! Никто не наносит визиты раньше полудня — неужели он не знает?
Кем бы ни был преступник, светских обычаев он, судя по всему, действительно не знал.
— До чего же он… — Матушка замолчала, не находя нужных слов. Факт сам по себе странный. Джорджиане Старлинг, леди Дарингтон, никогда не приходилось опускать руку в карман за словом. — Если он считает, что можно отвернуться от меня на балу у Уортов, а потом появиться в моей гостиной за два часа до полудня и вести себя так, как будто мы закадычные друзья, то глубоко заблуждается.
Сердце Линни затрепетало. Да, честное слово, мелодраматично затрепетало. Глупое, слабое, нежное сердце. Наверное, пришла пора пригласить доктора Нилсона и попросить проверить, все ли с ним в порядке.
Но, разумеется, сердце затрепетало лишь потому, что лорд Дарингтон вел себя самым непристойным образом. И голова закружилась исключительно по той же причине.
— Лорд Дарингтон здесь? — с удивлением услышала Линни собственный голос. — Сейчас?
Джорджиана взглянула на дочь и нахмурилась. Она любила говорить, но не разговаривать.
— Спустись к нему, — приказала она и презрительно взмахнула рукой. — Я ни за что не пойду. Не готова принимать в столь неприличное время, еще даже чаю не успела выпить.
Линни тоже не успела выпить чаю, но данное обстоятельство почему-то не казалось важным.
— Да и вообще я не намерена принимать лорда Дарингтона. Никогда. — Джорджиана повернулась к воображаемому собеседнику, который, очевидно, имел неосторожность возразить. — Нет, нет и нет! Не нахожу в этом человеке ничего приятного. Ты его видела! — воображаемый собеседник внезапно испарился, а его место снова заняла Линни. — В субботу вечером он продемонстрировал свои ужасные манеры: привез в театр бедную девушку и уселся в партере, среди черни. Твой отец пришел бы в ужас, если бы узнал, как порочат его титул. — Леди Дарингтон закрыла лицо руками, сдерживая рыдания, и покинула комнату.
Линни немножко посидела, глядя на дверь, за которой только что скрылась матушка. Она нередко спрашивала себя, не подобрали ли ее родители где-нибудь на обочине. Мать была бесспорной красавицей, во всяком случае, в молодости. Ну а сейчас для поддержания формы уже приходилось прикладывать некоторые усилия. Отец тоже обладал незаурядной внешностью. Да, его смело можно было назвать неотразимым. А в итоге на свет появилась Линни — бледная, неприметная. Не слишком высокая и не слишком маленькая, не толстая и не худая, не слишком красивая и не слишком некрасивая. Слово «слишком» вообще ей не подходило. Можно сказать, она идеально вписывалась в любой интерьер, а потому никто не обращал на нее внимания.