Сказ о пеньковском оборотне - страница 52

стр.

— Да, ты права, малявка. Лира, конечно, баба хорошая, но вот когда звериные инстинкты в ней играют — будь здоров! Я вам по секрету скажу, что знала она этого Пеньковского оборотнягу, знала, как родного сына.

— Он ведь был ее созданием, так? — Дошло до меня.

— Ага. До встречи со мной она была буйная, настоящая королева. Натюкала таких, как Кир энтот, а потом как остепениться вздумала — пошло-поехало. Не отпускали ее детки-то! Я ей, конечно, пособил самую малость, но этот ее выродок… даже я не смог его завалить! Кто ее-то хоть утихомирил навеки? Ты, что ли, малявка?

— Нет, — Я отошла в сторону, кивая на вампира, который все так же сидел на земле и фыркал, ожесточенно натирая нос. Ну как кот! — Вот он.

Громила окинул Лео оценивающим взглядом, в котором явно проскользнуло недоверие. Я знала, как Лео выглядит со стороны — очень молод, почти мальчик, огромные глаза с нереальным для человека разрезом глядят устало и даже как-то испуганно, некогда украшающая его лицо бородка давно сбрита (по моему же настоянию…), тонкие руки охватывают длинные, хоть и сильные, но все же на вид слишком изящные (чтобы быть настоящими!) ноги, прижатые к груди — детская, хрупкая поза, никак не сочетающаяся с нечеловеческой силой и двухтысячелетним разумом. Разумеется, охотник этого не знал и смотрел на Лео, как на несмышленого ребенка:

— Тут что — кто-то открыл детский сад? Посылают детей воевать, а сами… — Кого же он имел в виду, он не пояснил и на какое-то время замолчал.

— Я ему не понравился! — Обиженно прошептал мне Лео. В его носу вновь засвербил чих, и он отчаянно фыркнул. Я даже засмеялась — так он смешно при этом выглядел!

— Все в порядке. — Я поспешила успокоить вампира, поминая его «детский» синдром. Кто знает, во что выльется его обида? Он успокоился. А вот в голове охотника явно что-то дозрело:

— Ну, малый… — Он окинул Лео еще одним сомневающимся взглядом. — Моя женушка была сильна…Я пожму тебе руку, не побоюсь этого сделать, ведь ты, видно, не промах. — И протянул навстречу Лео ладонь, как-то натянуто улыбаясь. Мне эта улыбка показалась такой странной… Так улыбается палач, накидывающий на шею судимого веревку! Что-то… И не успели первые червячки беспокойства зародиться в моей душе, как охотник знакомым Кунициным движением дернул Лео на себя, и…

— Лео-о-о-о! — Мой истерически-отчаянный визг разлетелся на весь лес — охотник, плотоядно улыбаясь, ловко насадил — другого слова не подберешь — вампира на свой клинок, вдавив его до упора, так, что острие, разорвав куртку, вышло под левой лопаткой, темное от крови. Лео как-то сдавленно охнул. Тихонечко так. Но для меня это прозвучало, как пушечный удар в миллиметре от уха. Какую же, наверное, боль сейчас почувствовал вампир!

Охотник прижал к себе Лео, который по сравнению с ним и в самом деле казался ребенком, еще больше вдавливая оружие и не прекращая приток боли. Казалось бы — больше и некуда, но… Спина Лео выгнулась, и до меня дошло, что же делает рыжий силач — проворачивает клинок в ране, еще больше увеличивая и так не маленькое отверстие! Вампир не издавал ни звука, что еще больше раззодоривало маньяка, а меня пугало.

Вз-жик! — полоска зеленой крови вылетела вместе с виртуозно выхваченым мечом. Лео вздрогнул и пошатнулся, когда охотник все же соизволил отшвырнуть его от себя. Я не видела его лица, но могла с уверенностью сказать, что из носа его тоже тончайшей ленточкой змеится кровь. Такая целебная. Пропадающая впустую.

Лицо охотника я видела вполне отчетливо — испуг, смятение, страх.

— Ты… Ты что? что ты такое?! — Надтреснутый от ужаса голос. Он знал, что в такой момент человеку полагается тихо умереть. Давно полагалось. Ну, дружочек, прости, что не предупредили — Лео-то не человек. И он…

— Ну знаешь! — Чуть хрипловато возмутился Лео.

Я почувствовала на губах что-то соленое — опять слезы? Вот так. Разум-то знал, что какой-то деревенский охотник с ржавым мечом, рубящим разве что капусту, не может причинить вампиру какой бы то ни было вред, но вот пойдите, убедите в этом глаза и столь хрупкую нервную систему! Странная заторможенность с меня спала, сменившись неподдельной злостью — меня шпыняли, били, ругали, ломали, а я — молчи?! Ну уж нет! Только не в этой жизни! Я только открыла рот, чтобы начать ругаться по настоящему, как…