Сказ о пеньковском оборотне - страница 7
— Что ж… — Вампир помолчал с минуту, — Вы говорите, что свершали дела свои по велению сердца? Так пусть же останутся с вами ваши гнилые сердца навечно! — С этими словами демон взмахнул тонкой рукой, нащупал невидимые нити и…дернул.
Ни звука не пронеслось в зале, ни стона — беззвучно скользнули на пол тела, крепко сжимая в руках собственные кровавые сердца. Фана и староста заорали и рванулись в невидимых путах, но не было не движения ни звука.
Прекрасный демон плывущей походкой подошел к ним и расхохотался:
— Не думайте, что мне есть дело до ваших жалких жизней или глупых разборок. Я не Ангел, чтобы карать благородно. Я — Зло и посему караю вас по своим правилам и за грехи предо мной.
Староста от страха зажмурился и поэтому не видел, как вампир втянул воздух своим точеным носиком, втягивая запах крови, свежей плоти. Многовековой голод дал о себе знать — мужчина легко отклонил голову жертвы в сторону и, ласково погладив шею, с наслаждением вкусил чуть солоноватой крови. И выпил его до капли.
Тяжело отвалившись от уже прохладного тела, вампир легко, словно куклу, отбросил его в сторону и, посмотрел на второго «провинившегося». Он хорошо поел этим смертным, и его желудок довольно урчал, но от священника разило таким неприкрытым отвращением, что вампир «призвал» и его.
Фана почувствовал, как острые клыки прокалывают кожу, и крик в его горле смешался с блаженным стоном — сочетание боли и наслаждения полностью прогнало все предрассудочные страхи и, покуда сознание его не погрузилось во тьму, Фана думал о том, что не так уж и плохо быть укушенным вампиром…
Вампир, пошатываясь от усталости, откинул огромное тело священника в сторону и, лелея греющую душу мысль — хорошенько выспаться (деньков пять) и переварить сытную (даже очень — вампир довольно икнул) «пищу», направился к гробу. Не тут-то было…
Кто-то робко тронул его за ногу. Вампир обернулся и увидел девчонку, стоящую в паре шагов от него.
— Я думал, ты ушла… — пробормотал он, стараясь стоять ровно. — Ты можешь уйти сейчас, я тебя не держу.
Девчонка не двинулась с места. Вампир недоуменно оглядел ее с головы до пят и повторил:
— Уходи, девчонка — дверь не закрыта.
Глупая смертная не только даже не сделала попыток отойти от вампира, напротив — она шагнула вперед и спросила, сморщив носик:
— А если я уйду, ты чего будешь делать?
— Спать! — Рявкнул взбешенный вампир, старательно пытающийся держать слипающиеся глаза открытыми.
— Не кличи. — Строго сказала малышка, погрозив пальцем вампиру, — И не зевай — это не класиво. — Заметила она, глядя, как клюющий носом вампир сливает зевоту в кулак.
— Девчонка! Уходи, пока я добрый! — Застонал вампир, с непередаваемой тоской глядя на гроб.
— А то что? — C детской откровенностью спросил ребенок. — Ты меня укусишь?
«Какая странная смертная! — думал вампир. — Меня боялись миллионы, а какая-то жалкая девчонка смеется! Старею, наверное…»
«Какой странный взлослый! — думала девочка. — Почти не кричит. Зачем-то покусал злых дядек. И гонит меня! Не приказывает!»
Девочка посмотрела на странного дядю и поняла, что дядя устал — он тер глаза и хмурился. Папа раньше тоже всегда кричал, когда уставал, а потом устал настолько, что однажды заснул и не проснулся. С тех пор девочка немного боялась спать.
Вампир меж тем решил, что пора кончать этот балаган. Он улыбнулся (из последний сил) и, специально выставив клыки, прошептал:
— Смотри, девчонка! Я — злой и жестокий вампир, которого так все боятся в твоей деревне. Я очень противный, кусаюсь, убиваю людей и ненавижу их. Я ненавижу тебя, жалкая соплячка, а твое горло могу разорвать рукой, вот так! — Он поднял чье-то гнилое сердце и легонько сжал в руке, старательно облизал (весьма показательно) брызнувшие струйки крови на пальцах и поднес лопнувший сердечный мешок к носу девочки. — Видишь?
Девочка отшатнулась и побледнела. Вампир, довольный произведенным эффектом, повернулся и, шатаясь, поплелся к гробу.
«Я ее хорошенько напугал, — рассеяно думал вампир, залезая в гроб и с наслаждением вытягиваясь на мягких одеялах. — Вот сейчас она заревет… вот сейчас побежит… и я опять останусь один…»