Сказание о чернокнижнике. Книга I - страница 6
— Клянёшься ли ты, Падаан Файон, верой и правдой служить Сиралиону и его правителю? — монотонным голосом произнёс король.
— Клянусь, — отозвался маг. Так опять же требовали правила и обычаи.
— Клянёшься ли ты служить во благо земель эльфийских и их жителей?
— Клянусь.
— Клянёшься ли ты отдать жизнь за своего короля, если это потребуется?
— Клянусь. — Хотя этот процесс несколько раздражал мага. «Клянусь, клянусь»… Жуть какая-то. Последнее.
— Клянёшься ли ты оставить своего короля, принять свою смерть, если он потребует этого?
— Клянусь, — не успело это пресловутое слово сорваться с губ Падаана, как он ощутил, что клинок коснулся его макушки.
— Тогда встань, Падаан Файон. Отныне, ты — верный слуга и защитник Сиралиона и его народа. Ступай. — Маг поднял глаза на усталое лицо короля. Ему ещё предстоит проделать это много раз. Ну а путь молодого эльфа лежал в его покои, которые выделяли каждому выпускнику. Небольшая по меркам дворянства высших эльфов комната, снабжённая почти всем для комфортной жизни: ванной да отхожего места разве что нет.
Маг гордо прошагал мимо рядов курсантов и, пафосно распахнув двери, под всеобщие ахи, скрылся в коридорах замка. Так началась военная карьера мага, которой, впрочем, не суждено долго длиться. Ну, по эльфийским меркам опять же. Двадцать лет для людей всё-таки срок не малый, ведь за это время в этом жестоком мире можно расстаться с жизнью.
411 год Третьей эры. 5 января.
Вот и прошло двадцать лет. Двадцать лет в стычках и войнах с дроу. Война, к негодованию Падаана, была не столько успешна — границы Сиралиона практически не изменились, но государство Дроу — Империя Мортис — поглотило соседние мелкие страны, и теперь было равно по размерам стране высших эльфов. Амбиции верховной жрицы зашли далеко, до такой степени, что теперь весь мир балансировал на грани, готовый сорваться в пучину войны. Но это не помешало Падаану достичь высших званий и даже получить в своё распоряжение целый батальон. Несмотря на то, что прошли ещё не полные двадцать лет, пора уже было отправляться домой — получать наследие, как думал маг уже не столь молодой. Война закалила разум беловолосого. Он стал умнее, но и надменности в нём прибавилось, что не способствовало сплочению с коллегами. Многие друзья и знакомые не узнавали Падаана после войны, он стал ко всему прочему жесток, циничен и беспощаден, а в бою с ним происходили поистине странные вещи — порой казалось, что маг-офицер напрочь забывал об инстинкте самосохранения, проявляя пугающую смелость. И каждый раз из самой Преисподней он выходил без серьёзных ран. Многие всерьёз полагали, что чародей использует запрещённые во многих странах тёмные магически школы. Но доказательств ни у кого не было, а Кайириан Сиралионский не позволил магистрам начать расследование, ибо шла война, и не в меру смелый эльф был ценным кадром.
И это спасло эльфа, ибо он действительно связался с запрещённым колдовством. Хотя, на этот путь он встал ещё до поступления на службу правителю, сейчас он применил заклинания на практике, тщательно скрывая тёмное колдовство под иллюзиями, от чего расходовал много сил и часто после боя падал от изнеможения. Файон не понимал, почему маги так боятся этих тёмных школ, ведь они даруют такую мощь!
Падаан просит небольшой отпуск, как ни странно, к тому времени как раз настало перемирие, и отправляется в родной город, где его ждал отец.
411 год Третьей эры. 6 января.
— Итак, сыновья мои, вы вернулись, — произнёс отец, довольный тем, что все трое живы. Внешне братья практически не изменились. Файран получил пару шрамов, да обзавёлся лёгкой кожаной бронёй. Наалан же был внешне действительно похож на торговца: вычурная одежда, пристальный взгляд серых глаз. Падаан же явился в белом офицерском камзоле, который носили капитаны весьма высокого ранга в мирное время. Плечи его накрывала серебристая накидка, обитая мехом. Но в глазах стояла какая-то злоба, высокомерность, от чего отец поражённо замер, встретившись взглядами со страшим сыном. Младший… По нему сложно было сказать, что он чего-то добился. — Что ж, хвастайтесь, — с улыбкой сказал отец. Первым был Падаан, и улыбка его тут же угасла.