Сказания Дюны - страница 15
«Больше никогда!» — зареклись Бене Гессерит. Они никогда не будут пытаться вывести ещё одного Квисатц Хадераха, но всё же тщательный отбор и скрещивание генетических линий продолжались на протяжении тысячелетий. Они должны пытаться сделать что-то. Должна быть какая-то причина, по которой у неё отняли её собственного ребёнка.
Мастерица селекции Монайя приказала Користе добыть особые генетические линии, которые Община сестёр посчитала необходимыми. Ей не объяснили, каким образом она встраивается в общую картину; в глазах её начальства это выглядело несущественной деталью. Полную информацию знали всего несколько избранных, а приказы поступали сверху вниз солдатам на передовую.
«Я была одним из таких солдат».
Користа получила команду соблазнить аристократа и родить от него ребёнка; её предварительно проинструктировали не влюбляться ни в него, ни в малыша. Вопреки своим врождённым природным инстинктам она должна была отключить эмоции и выполнить задание. Она была просто ёмкостью для переноски генетического материала, содержимое которой в итоге передавалось Общине сестёр. Всего лишь контейнер для сперматозоида и яйцеклетки, порождающих нечто необходимое её начальству.
Сама того не желая, она выиграла половину сражения; к мужчине она не испытывала ни малейшего интереса. Да, он был достаточно красив, но его испорченный и вздорный характер отталкивал её даже тогда, когда она обольщала его. Она исчезла, так и не сообщив ему, что понесла от него ребёнка.
Но вторая часть сражения, наступившая позже, была гораздо сложнее. Вынашивая ребёнка в течение девяти месяцев, вскармливая его собственным телом, Користа понимала, что не сможет отдать его Монайе. Незадолго до родов она скрылась ото всех и самостоятельно родила дочку.
Но сёстры налетели, словно стая разъярённых чёрных ворон, когда малышке от роду было всего несколько часов и ещё до того, как Користе удалось узнать собственное дитя. Безжалостная Монайя сама взяла новорождённую и унесла её, чтобы использовать для секретных целей. Всё ещё слабая после родов, Користа понимала, что больше никогда не увидит дочку вновь, и что она никогда не могла называть её своей. Несмотря на то, что она переживала за девочку, малышка никогда ей не принадлежала, и ей удалось лишь несколько мгновений провести вместе с нею. Даже её чрево ей не принадлежало.
Конечно, Користа поступила безрассудно, попытавшись сбежать и оставить ребёнка у себя. Её наказание, как и ожидалось, было суровым. Её сослали на Баззелл, куда отправляли и других сестёр в такой же ситуации —все они были виновны в грехах любви, которую Община сестёр не терпела... в «грехах человечности».
Как необычно называть любовь преступлением. Не любовь давным-давно расколола вселенную, а бесконечные войны. Користе казалось недостойным, что руководство Бене Гессерит занимает такую позицию. По-своему сёстры сочувствовали и помогали людям, но преподобные матери и мастерицы селекции произносили слово «любовь» только как уничижительный термин или диагноз.
Община сестёр получала удовольствие, игнорируя различия и поддерживая соседство несовместимых убеждений. Несмотря на то, что грубое подавление желаний сердца было очевидно бесчеловечным, сёстры считали себя экспертами в ключевых вопросах человеческого бытия. Опять же, пропитанные своей доктриной женщины заявляли, что у них нет религии, но вели себя так, что все их поступки содержали такую сильную мораль и такую этическую базу и ритуалы, что иначе как религиозными их назвать было нельзя.
Таким образом, сложные и таинственные сёстры были одновременно человечными и бесчеловечными, любящими и нелюбящими, мирскими и религиозными... Древнее общество, действовавшее в рамках жёстких правил и систем взглядов... Канатоходцы, подвешенные над глубокой пропастью.
К своему несчастью, Користа сорвалась с одного из таких канатов, погрузившись во тьму.
И её наказанием стала ссылка сюда, на Баззелл. К этому странному морскому ребёнку...
* * *
Над водой бушевал шторм, гнавший по морю пенящиеся волны, а досточтимые матроны выстроили выживших сестёр Бене Гессерит перед конфискованными административными зданиями. Влажный ветер оставлял горечь на лице Користы, стоящей на сильно заросшей лужайке, так как теперь никто не ухаживал за травой. Она осмелилась поднять свой подбородок — это был её маленький акт неповиновения.