Сказания о волках - страница 18

— Грамоте обучен? — Тур согласно кивнул на вопрос вожака. — Отец-то чем занимался?

— Кузнецом был.

— Тебя учил?

— Учил. Я у него в подмастерьях уже третий год… был.

— Что ж, пока отъедайся седмицу, отдыхай, а потом… есть у нас кузня, только кузнец помер два года назад…

— Так я могу там трудиться? — вскинул голову Тур мгновенно превращаясь из тщедушного мальчика в мужчину с горящими серыми глазами, проникаясь важностью возложенного на него доверия. — За три года меня батька многому научил. Я сильный!

— Седьмицу живи здесь, а потом покажу тебе кузню. Будешь что делать по мелочи — и то хорошо.

— Я коней ковать умею!

— Вот и посмотрим, а теперь, вона пустая лавка, кину тюфяк на нее и спать иди.

За три дня крохи не было во рту, а теперь потяжелевший желудок приятно согревал маленького Тура. Зейда постелила на тюфяке постель, мальчишка тут же забрался в нее, закопался в теплое одеяло и почти мгновенно уснул. То мать, то жена Мезени подходили и с тоской глядели на рассыпавшиеся длинные льняные волосы по подушке. Синева залегла под серыми глазами.

— Не рано ли его к делу приучать? — спросила жена вожака. — Осмотрелся бы немного.

— За седмицу осмотрится, — Мезеня сжал ее плечики своими ладонями. — А там видно будет. Надо теплое ему справить, — на что Зейда с улыбкой кивнула.

Она молилась всем богам, которых знала, за своего мужа, не понимая, за какие заслуги ей достался такой мужчина? Счастьем теплели его черные глаза, когда он гладил ее округлившийся живот, когда обнимал, прижимая к себе. Только бы никогда это не закончилось. А теперь в доме появился еще один ребенок — мальчик — единственный белый волк, оставшийся в Бору. Она думала, что он не помешает им в доме, хоть дом и небольшой. Днями Мезеня пропадал теперь в тайге, выискивая лес для постройки своего дома. Каким он будет, жене не говорил, однажды ответил только, что ей понравится, на том Зейда и успокоилась. Мужчина знает, как сделать любимую женщину счастливой.

Промчалась с ветрами и метелями сибирская зима, весна радовала своими теплыми денечками, в полях и на огородах началась посевная страда. Сибирское лето короткое, а в горах еще короче, с ранними туманами да росистыми рассветами. Большой живот Зейды никак не вязался со щуплым телом. Мара наказывала ей под сарафаном подвязывать его, переживая, как невестка, которую она считала своей дочерью, будет рожать — плод был слишком крупным для девушки.

Тур все так же жил в доме вожака. Поправился, подрос и казался высоким для своих двенадцати годов. Кузню, что отдал Мезеня в его подчинение, он привел в порядок с особой тщательностью. Первые дни вожак заходил к нему, проверяя что умеет маленький кузнец, убедившись в некоторых его навыках, успокоился, давая несложные задания. За зиму Тур поднаторел в своем ремесле, даже старейшины стаи относились к нему с уважением. Зейда и Мара искренне полюбили мальчика, а возле них он сам отогрелся душой.

С первыми лучами летнего солнца в доме Мезени раздался надрывный детский крик — приняла Мара внука-богатыря на руки, передавая верной помощнице Купаве. Как она и подозревала, мальчик родился крупный, роды оказались на редкость тяжелыми, а Зейда лежала без сознания. Приведя роженицу в порядок, лекарки вынесли новорожденного к отцу.

— Береги его пуще глаза, сын, — серьезно напутствовала Мара, — больше твоя жена не сможет зачать младенца — ребенок оказался слишком крупным.

Бережно держал отец на руках единственного сына, из-за которого так люто распорядилась судьба. Все равно он будет любить свою Заюшку, за сына, за всю радость, которую дарит она ему и будет дарить дальше.

Зейда пришла в себя только через день; уставшая и бледная, она попросила принести ей сына. Мара выполнила просьбу молодой матери. Малыш мирно спал, закутанный в пеленки. Смуглое личико с раскосыми глазами и черными длинными ресницами воплотило в себе и отца, и мать. Немного побыв с сыном, отдала его обратно свекрови, за что та не осуждала — больная после родов молодая женщина еще не один день проведет в постели.

— Чем вы его кормили? — едва слышно спросила Зейда.