Скажи что-нибудь хорошее - страница 19

– Еще раз поднимешь руку на него – убью.

К тому времени Мотя уже понял, что Светка, Зойка и Виктор и есть семья, как у тех ребят, которые учились с ним в одном классе. Он понял, что пьяница Зойка – мама, Виктор – отец, а Светка – их ребенок, дочка, стало быть. «Ну нет! Если это и есть семья, мне точно это не нужно, – размышлял второклассник Мотя, – уж лучше такая семья, как у нас с дедом!»

Еще через полгодика Светка перестала орать как недорезанная. Она все чаще улыбалась и заигрывала с Матвеем, неуверенно передвигаясь на крепких кривых ножках. Матвей совершенно не желал вступать с чудовищем в родственные отношения, он старался спрятаться от него как можно дальше и уж ни в коем случае не отвечать взаимностью на настырные улыбки непонятного существа. Только в тех случаях, когда злой Виктор наблюдал за ними, Мотя выдавливал из себя подобие улыбки и вымученно замирал на месте, позволяя Светке дотронуться до своей руки или ноги.

– Че ты стоишь, как заколдованный, – как правило, изрекал в таких случаях золотозубый Виктор. – Вишь, сестра твоя, чует кровь. Любит тебя, выродка.

Для Матвея все сходилось в одной точке. То, что монстр чует кровь, было вполне объяснимо. По крайней мере, он не позволит ей высосать ее из себя. А для этого нужно беречь шею. Пацаны в школе про вампиров все рассказали. Одно время Мотя даже в дикую жару носил толстый синий свитер с горлом, чтобы чудище не рассчитывало присосаться к шее, превратив Матвея в такое же существо, как само, или Кащей Виктор.

Матвей не очень боялся Кащея после того, как Иван вломил ему по первое число. Да и Виктор, похоже, воспринял угрозу всерьез. Самое большое, на что он решался, это короткий подзатыльник или непотребная ругань в адрес пацаненка. Но Мотя внутри был уверен – коварный Кащей рано или поздно распустит свои щупальца, но прежде он постарается избавиться от деда. На всякий случай Матвейка записался в кружок самбо, где тренер Василий Семенович всеми силами старался научить ребят драться по правилам и побеждать врага.

Полгода занятий в секции у Семеныча превратили Мотю в экстремиста. Он и без спортивной подготовки имел репутацию забияки и драчуна, но теперь практически не покидал стен школы, пока не отрепетирует очередной урок на ком-то из одноклассников. К Светке он привык, даже иногда играл с ней в прятки и возил на спине по дому. А вот с Виктором отношения не ладились. Тот после дежурных двухсот граммов самогона принимался яростно атаковать Мотю дурными словами, у парня чесались кулаки и очень хотелось треснуть Кащея в рыло. Он терпел. Не выдержал только, когда увидел, как Кащей вытащил из штанов ремень и огрел им Светку за то, что она опрокинула бутылку с самогоном.

– Ах ты, тварь, – приговаривал Виктор, – в мать пошла, все назло!

Светка заорала таким голосом, который в прошлом году регулярно пилил Матвею уши и живот. Терпение Моти иссякло, он не мог позволить Светке так орать. Бросившись на Виктора с кулаками, Мотя тщетно пытался вспомнить науку Семеныча. Ни одного приема, никаких мыслей, только одно желание – избавиться от Кащея навсегда.

Кащей на секунду замер от удивления, потом кинул боевой клич: «Ах ты, ублюдок!» – и набросился на Матвея с оголтелой яростью, стегая ремнем изо всех сил, стараясь вышибить из парня дух. Матвейка сначала сопротивлялся, пытаясь нападать, потом попробовал убежать, потом покорно ждал, когда у изверга закончатся силы, чтобы наносить режущие свистящие удары, а потом он перестал понимать, что происходит. Последнее, что он услышал, были слова деда:

– Я тебе говорил, тронешь пацана – убью!

«До чего же красиво», – думал Пашка, остановившись на опушке леса, упиравшейся в небольшое круглое озерцо с ровной зеленоватой гладью воды, на которой величаво лежали листья кувшинок и катались на длинных ногах изящные водомерки. От воды веяло свежестью и прохладой, она была настолько прозрачной, что можно было даже рассмотреть глаза у головастиков, которые суетились на мелководье. Не зря русские люди любят свою природу. Особенный дух у нее. Никакая Лазурка не сравнится. Пашка прилег на траву, заложив руки за голову, закрыл глаза и заснул. Ему приснилась Евгения, радостная и энергичная, полная сил, почему-то в нарядном платье красного цвета, который она не носила никогда. Она бегала по траве босиком, не обращая внимания на росу, шлейф платья постепенно тяжелел и темнел, становясь все длиннее и длиннее, пока не превратился в огромный пурпурный хвост, который мешал двигаться ногам, опутывал щиколотки и сковывал их, как кандалы. В конце концов Евгения уже не могла сдвинуть с места себя вместе с платьем и без сил опустилась на траву, с сожалением глядя на подол.