Спустя годы я снова приехала в деревню: меня, городского ребенка, туда отправили одолевать послевоенное недоедание и туберкулез. В жаркий августовский день старая Ага мне рассказала историю Иво. Почти слепая, еле переставлявшая ноги, она теперь больше жила в своих воспоминаниях и повествовала о времени, отдаленном от меня и чужом, словно Пунические войны.
А Пьера война пощадила. Но Сильва и вся ее семья не возвратились. В цыганском селении снова жили люди. Так и осталось неизвестным, как погиб Иво. В извещении о его смерти стояло: «Пал в боях за фюрера, народ и фатерланд».
— Они его расстреляли, — сказала Ага, — и хорошо, если только расстреляли. Она показала мне письмо Иво. Непривыкшая писать рука, почерк школьника, уже трудно было разобрать слова. На оборотной стороне надорванного листка в линейку приписка: «Скажи им: они должны выжить».