Скажи, Красная Шапочка - страница 53

Теперь, вместе с Мухой, это просто детская игра.

Снаружи моторы замолкают, мы слышим голоса людей, но не можем понять, что они говорят, они дружно смеются. Я сижу по-турецки на матрасе и немного боюсь, что они попросту взорвут виллу, прямо под нами.

Бумммм! Все взлетит на воздух, и нас погребет под обломками стен. А потом люди в супермаркете будут шепотом рассказывать, стоя в очереди в деликатесном отделе: а помните про этих влюбленных, которые здесь умерли, ужас-то какой… И будут рассказывать про это с содроганием и считать, что это очень романтическая история, почти такая же романтическая, как про Ромео и Джульетту.

Подожди здесь, — говорит Муха, он ловко залезает на балки, а с них — на крышу, первые солнечные лучи освещают его фигуру, он балансирует на высоте, вокруг него кружатся голуби, это замечательная картина. Муха похож на принца, голубиного принца.

Расставив руки, он стоит совершенно спокойно, чтобы найти точку опоры. Рабочие еще не видят его, хотя для этого им надо только поднять голову.

Эй, — кричит он, найдя наконец равновесие, и все поворачиваются на его голос.

Эй, — кричит он снова, виллу сносить нельзя! Мы тут, внутри, и мы не уйдем!

Рабочие видят его, отходят на пару шагов подальше и прикладывают руки к глазам.

Кончай дурить, парень, — кричит один. Не то шею сломаешь!

Муха мотает головой.

Мы не уйдем, — кричит он в ответ.

Это хорошо, что мы не уходим с виллы, не оставляем ее без боя, мы боремся, и это наполняет меня волнением и гордостью. Мы защищаем виллу, Муха и я, Муха — голубиный принц, и я — Мальвина, хранительница закона. Жаль только, что с нами нет Лиззи. Она не поверит, какой я могу быть храброй.

Даем вам пять минут! Лучше выходите сами, не то мы с вами по-другому поговорим, — кричит кто-то.

Муха плюхается с балки вниз и приземляется как раз рядом со мной. Мы улыбаемся друг другу, как будто кроме нас тут никого нет.

Мы сквоттеры, — шепчу я и беру его за руку.

Муха кивает.

Здорово я придумал, а? — спрашивает он.

Может, нас в тюрьму посадят, если поймают, но придумал ты все равно здорово, — говорю я.

Но Муха и ухом не ведет.

Не поймают, — говорит он, мы их перехитрим, как в кино.

На улице тихо, пять минут, по-видимому, еще не прошли. Восходящее солнце окрашивает весь чердак в красное, как будто ангелы льют на нас солнечный свет из своих ангельских ведер, солнечный свет добирается до каждого уголка, и вдруг я ощущаю невероятную благодарность за то, что я здесь, с Мухой, и я думаю, что побороться стоит. Из-за одной только виллы, утренней тишины, восходящего солнца и лица Мухи, на котором отпечатались складки мышиных подушек.

Мы ведь, в конце-то концов, на стороне добра, — говорит он, а добро всегда побеждает.

Мы придвигаемся ближе друг к другу и обхватываем друг друга руками. Я кладу ноги на ноги Мухе, а голову ему на плечо.

Как ты думаешь, в нас достаточно веса? — говорю я шепотом.

Конечно, — говорит Муха, во мне почти семьдесят килограмм.

Это успокаивает меня, потому что я вешу всего пятьдесят два килограмма.

Пауль всегда говорит, что у меня «вес пера», и он спокойно может поднять меня одним мизинцем. Эти строители наверняка очень сильные. Им ведь приходится ежедневно таскать мешки с цементом, а я, если не ошибаюсь, вешу не больше, чем один-единственный такой мешок, выкинуть меня в люк вместе с матрасом будет нетрудно. К счастью, выкидыванием может заниматься только кто-нибудь один. Лестница на чердак настолько узкая, что для двух мужчин там нет места. А для строителей и подавно, они ведь все довольно плотные.

Можно я у тебя кое-что спрошу, Мальвина? — говорит Муха.

Он гладит меня по спине рукой, равномерно и плавно, в такт моему дыханию.

Я киваю, он, конечно, этого не видит, но чувствует, он продолжает гладить меня, и я думаю, может, он забыл, о чем хотел спросить, потому что он гладит и гладит, но ничего не говорит.

Почему тебе надо обязательно навещать твоего деда? — спрашивает он.

Ужас затапливает мое тело ледяной волной, Муха ничего не замечает, не чувствует, как сбилось у меня дыхание.

Спокойно, думаю я, только спокойно, он по-прежнему ничего не знает и никогда не узнает. А потом вспоминаю — кто с огнем играет, тот в огне сгорает. Мама часто напоминает мне об этом, чтобы я вела себя осторожно. Обычно эта поговорка кажется мне довольно глупой. Я всегда говорю, ерунда, мама, я же не маленькая.