Сказка о востоке, западе, любви и предательстве - страница 14
— Прочь! Прочь, отродье! — крикнул герцог, и взмахнул мечом. Тут же какой-то несчастный зашёлся в истошном крике: меч отсёк ему кисть, — и крик этот, мгновение помедлив, подхватили остальные, навалились, сдавили Жоффруа, а колокольца всё дребезжали, звякали и звенели, без умолку.
Убийцы, что гнались за герцогом, теперь опасливо жались к самому краю лестницы, которая неровными ступенями сбегала вниз, уводя с той улицы. Они видели, как герцога окружила толпа прокажённых, как обступили они его, как навалились, сдавили, отобрали и меч, и рубаху, и кольчугу, как оставили валяться на мостовой большое, крепкое, белое, покрытое кровью, грязью и ссадинами тело. Впрочем, едва прокажённая толпа расступилась, рассыпалась по улице, они переглянулись и скрылись, воздав хвалу Всевышнему, что убийство свершилось не от их руки, а по воле Небес.
И поспешили они вернуться, и разнести радостную весть, и вскоре стук в заднюю дверь дома разбудил Джабраила вместе с долгожданным известием: удача, на которую он если и надеялся, то лишь в самой глубине души — герцог Жоффруа самолично отправился на поиски Лисаале, отправился один, без телохранителей, без друзей. Он был горд и глуп, христианский герцог, а ещё он слишком сильно хотел наследника. И тогда всё началось.
Джабраил рассылал доверенных людей по разным концам города. Те, кто раньше помогал ему провозить товар незаметно для стражи, те, кто много лет стерёг его караваны, стучались теперь в самые разные ворота, и говорили с хозяевами домов. Весть как лесной пожар, как песчаная буря, как моровое поветрие облетела город, и с каждым часом всё напряжённее звенел тишиной жарко дрожащий воздух над притихшим городом. Ибрагим спешно пересчитывал копья и сабли, запрятанные в погребах под грудами выделанных кож.
Герцог мёртв! Герцог мёртв! Весть звучала набатом, распахивала ворота, звенела сталью, коптила дымом, кричала криком. Долетела она и до дворца, прервав утреннюю молитву герцогини тихим шелестом старых губ:
— Сударыня, в городе шепчут, что беда случилась со светлейшим герцогом, вашем супругом, будто он убит. Помолимся же Господу Богу нашему, дабы Он отвёл беду, — сказав, Фрида опустилась на колени перед распятьем, рядом со своей госпожой.
Изольда вздрогнула от слов старой няньки, обернулась, схватила ту за худые плечи:
— Что ты такое говоришь, нянюшка? Откуда ты слышала такой вздор, кто посмел?
Но Фрида только непонимающе отвечала, что служанки шепчут одна другой, пересказывая это непотребство, и говорят будто, что слух уже облетел весь город. Изольда, недослушав, вскочила, и бросилась во двор, где в это время обыкновенно сир Шарль де Крайоси упражнялся с мечом. Забыв о приличиях, герцогиня сбежала по крутым ступеням дворцовых лестниц, высоко подобрав подол шёлкового платья. Проскочив несколько смежных комнат, где стремительные шаги заглушали пышные ковры, заставив слуг прижаться к стенам, а после долго смотреть ей вслед, герцогиня очутилась перед Шарлем, который, едва её заприметив, бросил меч и поспешно стал натягивать рубаху.
— Сир… Шарль… — запыхавшись, едва смогла вымолвить Изольда, — где супруг мой, герцог Жоффруа? Разве не должен он был вернуться с того обхода, который он затеял?
Сир де Крайоси растерялся от её слов, и стоял перед ней, упустив глаза, будто мальчишка, которого строгая нянька уличила в недозволительной шалости.
— Ну же, сир? Отчего вы молчите? — требовала Изольда ответа.
— Моя госпожа, дело в том… Сам герцог, он… — мялся рыцарь.
— Да говорите же!
— Его светлость не велел никому говорить о том, куда и зачем он отправился, равно как и не велел сопровождать его, обещав вернуться задолго до заката, — отчеканил де Крайоси, подняв голову, глядя прямо в прекрасные и испуганные глаза герцогини.
— Отчего же тогда, сир, — заговорила Изольда, и в голосе её слышались слёзы, которых ещё не было в её глазах, — по городу разлетелся слух, что супруг мой убит, и говорят об этом на каждом углу, каждая служанка, каждая торговка, каждая уличная девка! — голос её сорвался на крик и затих.
Шарль молчал, сжав руки в кулаки, крылья его носа трепетали, играли желваки, сошлись на переносице брови. Невольно у Изольды скользнула мысль — как же красив паладин! Но она тут же прогнала её прочь, а сир де Крайоси, наконец, решился: