Сказка сказок, или Забава для малых ребят - страница 24
Советники, у которых было в обычае употреблять в пищу больше масла, чем вина[77], отвечали королю:
– Поистине, она достойна великого наказания; и из рога, что приделала она к вашему лбу, надобно сделать рукоятку для ножа, который прекратит ее жизнь. Но все-таки – нет: ибо, если убить ее сейчас, когда она беременна, из разорванной сети выскочит тот наглец, который вверг ваше величество в битву скорбей, вооружил вас рогом слева и рогом справа, тот мерзавец, который, чтобы научить вас политике Тиберия, заставил изучать Корнелия Тацита[78]; чтобы показать вам наяву сон бесславия, заставил пройти через двери из рога![79] Итак, давайте посмотрим, что за корабль выйдет из ее порта, и тогда узнаем сам корень этого оскорбления, а потом еще поразмыслим и решим, с крупинкой соли[80], что с нею сотворить.
Совет понравился королю, ибо он увидел, что они ответили рассудительно и достойно; он поднял руку и сказал: «Итак, подождем исхода дела».
И вот наконец, когда соизволило Небо, настал час родов. И после четырех легких схваток, с первым выдохом в бутыль, с первым возгласом повитухи[81], Вастолла выдала на колени кумы двух чудесных малышей – словно два яблока золотых.
Король, тоже беременный – гневом, – призвал советников, чтобы в свою очередь родить то, что ему подобало, и сказал им:
– Вот моя дочка и разродилась; пришло, значит, время дать ей дубинкой по башке.
– Нет, ваше величество, – отвечали старые мудрецы. (Видно, все происходило так, чтобы, как говорится, дать время времени.) – Давайте подождем, пока дети хоть немного подрастут, чтобы мы могли определить физиономию отца.
Король, который не писал ни строчки без линейки совета, чтобы не вышло криво, пожав плечами, набрался терпения и ждал, пока мальчикам исполнилось семь лет. И когда он снова созвал советников, чтобы наконец выкорчевать пень с корнями, один из них сказал ему:
– Поскольку вы еще хорошенько не расспросили вашу дочку и до сих пор не смогли дознаться, что за поддельщик подменил корону на вашем изображении[82], теперь мы наконец должны стереть это позорное пятно. Итак, повелите устроить великий пир, куда будет обязан прийти всякий титулованный и благородный человек из жителей города. А мы внимательно осмотрим всех сидящих за столом; и к кому дети, побуждаемые самою Природою, прильнут наиболее охотно, тот, без сомнения, и есть их отец. Тут мы его быстренько и выметем вон, как вороний помет.
Эта мысль понравилась королю, и он назначил пир, созвав на него все общество плаща и кошелька[83]. И когда гости поели, всем повелел стать в ряд и провел мимо них мальчиков. Но малыши обращали на всю эту публику не больше внимания, чем собака Александра Македонского – на кроликов[84]; так что король, видя неудачу, бормотал проклятия и кусал губы; и, хоть не было у него недостатка в обуви, отчаянно сбивал ноги о камни, ибо невыносимо тесны были ему сапоги скорби.
Тогда советники сказали:
– Успокойтесь, ваше величество, и послушайте. Ничего, завтра мы устроим другой пир, теперь уже не для важных особ, а для всякого мелкого народца. Поскольку женщин всегда влечет к худшему, возможно, мы найдем виновника вашего горя среди точильщиков ножей, торговцев образками и галантерейщиков, раз не обнаружили его среди кавалеров.
Эта мысль показалась королю разумной, и он повелел приготовить новое пиршество, на которое, как гласил указ, должны были явиться все: вплоть до слабоумных, до бродяг, до оборванцев, до головорезов; все молодые парни вплоть до самых дрянных и непотребных, босяки, мошенники, жулики. И вот огромная толпа народа в засаленных фартуках и с навозом, налипшим на деревянных башмаках, – все простолюдины, сколько было в городе, будто вельможные графы и князья, уселись вдоль предлинного стола и принялись за еду.