Сказки Дании - страница 14

– Цинь-пе! – произнёс первый министр, что по-китайски значит «Слушаю и повинуюсь!».

И снова началась беготня по лестницам, залам и галереям, и рядом с первым министром пыхтели и отдувались прочие важные особы, ведь никому не хотелось быть битым палками по пяткам, да ещё сразу после ужина. Придворные спрашивали всех встречных про соловья, о котором, похоже, знал весь свет – но только не они.

Наконец нашлась девочка, что помогала на кухне – чистила овощи и рыбу. Услыхав вопрос, девочка произнесла:

– Мне ли не знать! Соловей поёт так чудесно! Каждый вечер по высочайшему дозволению я ношу остатки еды моей бедной больной матушке и сажусь отдохнуть в лесу. Тогда-то я и слушаю соловья. Его пение трогает до слёз: мне чудится, будто матушка целует меня.

– Послушай, девочка, – заговорил первый министр, – я выхлопочу тебе должность главной поварихи и высочайшее дозволение лицезреть, как кушает император, только укажи нам, где искать соловья, ибо он приглашён нынче ко двору.

И девочка повела первого министра в лес, и увязалась за ними добрая половина придворных.

По дороге вся процессия услышала громкое и протяжное «му-у-у».

– Ах, – сказал один из придворных, – мы его нашли! Сколь мощен голос этого существа! Только, кажется, я уже слышал нечто подобное.

– Это не соловей, это корова мычит, – объяснила девочка. – До соловья ещё шагать и шагать!

Путь лежал через болотце, и придворные услышали «ква-ква-ква».

– Восхитительно! – воскликнул главный императорский мудрец. – Поистине этот голос будто бы создан, чтобы призывать к молитве!

– Да это же лягушки квакают, – возразила девочка. – Потерпите немного, мы почти пришли.

И тут наконец-то запел соловей.

– Это он! – сказала девочка. – Вон та серенькая птичка!

– Надо же! – удивился первый министр. – Вот никогда бы не подумал, что у соловья такая бледная внешность. Не иначе он сбросил пышное оперение из почтения к такому количеству высокопоставленных особ!

– Соловушка! – обратилась девочка к соловью. – Наш милостивый император желает, чтобы ты спел для него.

– С величайшим удовольствием, – отвечал соловей и залился такой дивной трелью, что придворные прослезились от умиления.

– Это похоже на звон стеклянных колокольчиков, – заметил первый министр. – А поглядите на его горлышко – в нём точно шарик перекатывается. Странно, что мы никогда раньше не слыхали соловья. Без сомнения, он будет иметь успех при дворе.

– Мне спеть ещё песню для императора? – спросил соловей: он подумал, что император сам явился в лес.

– Высокочтимый соловей, – заговорил первый министр, – я имею удовольствие пригласить вас нынче вечером ко двору его императорского величества, дабы вы своим несравненным пением усладили монарший слух.

– Мой голос лучше всего звучит в лесной чаще, – сказал соловей, однако с готовностью полетел во дворец.

А уж как во дворце готовились принять соловья! Фарфоровые полы и стены сияли при свете тысяч китайских фонариков; лучшие цветы из сада – те самые, с колокольчиками – переместили на дворцовые галереи. А слуги носились с такой живостью и так сильно колыхали дворцовый воздух своими широкими халатами, что колокольчики звенели не умолкая, и даже распоряжения главного церемониймейстера – и те невозможно было расслышать. Посреди парадной залы, рядом с императорским троном, установили золотой столб с жёрдочкой. На неё-то соловей и уселся.

Собрались все придворные, а маленькой служанке позволили стоять и слушать за дверью залы. К слову, девочка уже получила должность главной императорской поварихи. Все собравшиеся были разодеты в лучшее платье и не сводили глаз с неприметной серенькой птички. Наконец император кивнул соловью.

И соловей запел. От его песни, от сладчайших рулад, слёзы навернулись императору на глаза и покатились по щекам. А соловей заливался всё более вдохновенно, его песня проникала в самое сердце. Император так растрогался, что пожаловал соловью золотую туфлю на шею, однако соловей отказался в самых учтивых выражениях:

– Я уже видел слёзы императора, и большей награды для меня быть не может!

Вот как сказал соловей и снова запел своим чистейшим голосом.