Сказки (Художник Ирина Шехурдина) - страница 38
Но только он это подумал, как чья-то гигантская рука осторожно взяла аэроплан и потащила его к себе.
- Я пропал, - громко воскликнул Сидящий Пилот.
- Почему пропал? Я никогда не был ни бандитом, ни разбойником, - ответил хозяин руки. А теперь я всегонавсего мирный бронзовый Памятник, стоящий в центре площади, и у меня даже в мыслях нет сделать вам чтонибудь плохое.
Сидящий Пилот облегченно вздохнул и осмелился наконец посмотреть, откуда исходил голос. Он увидел огромное добродушное лицо, на котором между усами и бородой скользнула приветливая улыбка.
- Кто вы такой?
- Я же сказал вам. Я Памятник. Раньше я был патриотом и с высоты моего коня призывал воинов к освобождению родины.
- А сейчас вы тоже на лошади?
- Да. Лошадь довольно большая, как же вы ее не заметили?
- Я летел высоко. Сейчас, с вашего разрешения, я отправлюсь дальше. Я сделаю над вами круг, чтобы лучше осмотреть вас и вашу лошадь.
- К чему спешить? - улыбнулся Памятник. - Подождите еще минутку, давайте немного поболтаем. Мне так редко случается говорить с кем-нибудь, что я чувствую, как у меня онемел язык и губы двигаются с трудом. Я уже давно услышал жужжание вашего самолета и очень удивился. «Неужели, - думаю, - летает муха в такое время года?» Что за история! Клянусь, что такие маленькие аэропланы я видел только в руках детей!
Сидящий Пилот рассказал, что его аэроплан - тоже детская игрушка, и в нескольких словах сообщил Памятнику о своих делах и о Голубой Стреле.
- Очень интересно, - ответил Памятник, внимательно выслушав рассказ. - Я тоже люблю детей. В хорошую погоду они всегда прибегают поиграть около моего коня. А сейчас выпал снег, и они оставили меня одного. Но это вполне естественно, и я не обижаюсь. Правда, один из них частенько навещает меня и сейчас, хотя я не могу поручиться, что он приходит именно ко мне. У этого мальчугана каштановые волосы, и чуб спускается ему на самые глаза. Он приходит, садится на ступеньки и долго думает о чем-то. Потом уходит. Мне кажется, что он чем-то очень расстроен.
- Если бы его звали Франческо, - вздохнул Сидящий Пилот, - он мог бы оказаться нашим другом. Что вы об этом думаете?
- К сожалению, я никогда не слышал, чтобы ктонибудь произносил его имя. Вообще-то у людей не принято, чтобы они сами себя называли по имени: они ждут, пока их позовут другие. Но этот мальчик мне кажется одиноким, и в этих краях никто его не знает.
- Если бы его звали Франческо… - снова вздохнул Сидящий Пилот.
Неожиданно его осенила блестящая идея:
- Только Кнопка может решить этот вопрос. Он обнюхает ступеньки и скажет нам, Франческо это или нет.
- Хорошо сказано - хорошо сделано. И я буду иметь удовольствие познакомиться со всей вашей компанией.
- Но… - пробормотал Сидящий Пилот, становясь грустным, - как он мог попасть сюда? Ведь следы теряются там, посреди улицы?
Памятник усмехнулся в усы.
- Вижу, что вы не совсем хорошо знаете ребят, - вежливо заметил он. - В противном случае вы бы знали, что они любят путешествовать на подножке трамвая. Они не должны этого делать, потому что это запрещено. Но иногда они нарушают это правило. Как раз я вспомнил: вчера на подножке трамвая мимо меня проезжал мальчик с каштановыми волосами, и полицейский заставил его слезть.
- Тогда нечего сомневаться, это наверняка был Франческо! - весело воскликнул Сидящий Пилот.
Через четверть часа вся компания уже находилась у подножия Памятника.
Кнопка нервно бегал по ступенькам, обнюхивая их так, как будто хотел втянуть эти массивные мраморные ступени в свои ноздри. Он нюхал долго, чтобы не ошибиться. В действительности он сразу же почувствовал запах башмаков Франческо.
«Наконец-то мы тебя отыскали!» - ликовал он про себя.
- Ну! - нетерпеливо воскликнул Полубородый Капитан, у которого лопнуло терпение.
- Это Франческо, - изрек Кнопка, - мы отыскали его!
- Урра, тысяча треугольных китов!
Кто знает, что подразумевал Капитан, говоря о треугольных китах, которых не было и никогда не будет на свете. В порыве энтузиазма он не соображал, что говорил.
Памятник тоже был доволен. Где-то сверху среди ночи и снега загремел его смех. Затем смех передался ногам лошади - и ноги задрожали.