Сказки Космоса - страница 34

стр.

— Главная ценность сирина — его сияние, — пояснил Капитан. — Камень светится сам по себе — ему не нужно напитываться солнечным светом. Чем темнее ночь, тем ярче горит сирин. Кстати этот камень, — касианец бережно коснулся запонки, — добыт на родине Алконоста. Солинари, стольный град Метеоров, целиком выстроен из него. Он считается самым белым и дорогим.

— Очевидно, Сенат очень ценит тебя, — проговорила землянка, любуясь миниатюрными светилами. Она попыталась вообразить себе Солинари, сияющий в ночи посреди бирюзовых вод. Должно быть, на его улицах нет ни одной неоновой вывески, да и фонари его жителям ни к чему. Обитателям Клоаки пригодилось бы немного сирина.

— Они дарованы мне авансом, — пояснил Церсей, поправляя тугой воротничок. — Сенат рассчитывает, что мне удастся завершить здесь работу, начатую предыдущими Капитанами. Могу лишь надеяться, что не обману их ожиданий. Жаль будет расставаться с такой красотой.

Церсей распахнул дверь перед Кириной, и они спустились в обеденный зал.

— Ты ничего не слышала о вчерашних событиях в Комитете коммуникаций? — как бы между прочим поинтересовался касианец.

— До меня доходили какие-то слухи, — Кирина быстро посмотрела на спутника. — А в чем дело?

— Мастер Утавегу в бешенстве. Несколько сотрудников Комитета доложили ему о стычке между Алконостом и Лернэ. Он вызвал обоих, чтобы прояснить ситуацию, но Алк принялся наотрез все отрицать. По его словам, ничего такого между ним и Ло не происходило. Более того, все гарпии Комитета утверждают, что видели своими глазами, как Лернэ любезно попрощался с Алконостом и спокойно покинул его кабинет. Все это выглядит так… словно аёрнцы сговорились выгородить Лернэ, — Церсей был обескуражен так, будто речь шла о чем-то, что противоречит законам мироздания. — Тогда Мастер Утавегу спустился в Комитет безопасности, чтобы посмотреть видео с камер наблюдения, — пришелец умолк, отворяя перед Кириной двери обеденного зала, — и представь себе, десять минут записи с единственной камеры, направленной на дверь Алконоста, оказались стерты! Рух объяснил, что такое иногда случается, и пообещал исправить неполадки.

Кирина молча подивилась тому, как слажено работают аёрнцы.

— Утавегу рвет и мечет, — продолжал Церсей. — Он уверен, что его дурят, но ничего не может доказать. Гарпии едины и непоколебимы, впрочем, как и всегда. Мастер Гамаюн дал слово во всем разобраться. Но, как ты понимаешь, он тоже гарпия.

Селена и Алконост уже поджидали их.

— Ничем не хочешь поделиться со мной, Алк? — осторожно поинтересовался Капитан, устраиваясь за столом.

— Разве что этим стейком, — отозвался аёрнец, остервенело пиля кусок мяса в тарелке. — Проще проглотить подошву моего сапога, чем это.

Кирина взглянула на Селену. Легкий румянец рдел на ее щеках, оттеняя пламя струящихся по плечам волос. Селена старалась казаться спокойной, но мягкая улыбка то и дело тревожила уголки ее губ.

Ее очарование не ускользнуло от Церсея.

— Не могу быть уверенным, — не удержался он, — так как мне сложно судить о человеческой красоте. Но, по-моему, ты прекрасно выглядишь, Селена.

Глаза Алконоста сверкнули веселым огнем.

— Мне воспринять это как вызов, Цер? — хохотнул он. — Мастер Утавегу выдал ее за меня.

Капитан мигом посерьезнел.

— Мастер Утавегу очень рассержен, Алк.

— А чем, собственно, он недоволен?

— Он считает, что вы с Лернэ водите его за нос.

— Наверно потому, что он пытается сунуть этот нос в чужое дело? — прямо заявил Метеор. — Утавегу проявляет нездоровый интерес к обстоятельствам, при которых я пополнил свои знания об орнитофауне Земли. Работа Комитета идет своим чередом. Мастеру стоит подождать другого повода, чтобы избавиться от Лернэ.

Словно призванный чарами своего имени, в обеденный зал вошел яло-миец. Под любопытными взорами пришельцев он вжал голову в щуплые плечи и торопливо заковылял к столику в углу. При нем не было привычного ноутбука, чтобы отгородиться от непрошенного внимания, потому яло-миец угрюмо вперился в собственные перепонки.

С губ Селены сорвался тихий вздох.

— Что-то не так? — спросил Алконост.

— Мне просто жаль его, — девушка кивнула на сиротливую фигурку гидры. — Он всегда сидит там совсем один.