Сказки кота Мурлыки - страница 49

— Что это значит? Я ничего не понимаю. Зачем это, хотел бы я знать, вола пустили в дом?

— Это не вол, а олень.

— Олень! А, так, значит, это олень!.. Надо же, надо же, олень…

Маринетта спела ему колыбельную песенку «На Нантском мосту», покачала его, и он сразу же уснул у нее в передничке. Да и кот замурлыкал, разнежившись в руках Дельфины, и выгнул спинку.

Вслед за оленем тем же путем прибежал вислоухий охотничий пес. Стрелой он перелетел через дорогу и только посреди двора остановился, обнюхивая землю. Потом он подошел к девочкам и резко спросил:

— Здесь пробежал олень. Куда он подевался?

— Олень? — сказали девочки. — Какой олень?

Пес посмотрел на одну, потом на другую и, увидев, что они покраснели, снова стал принюхиваться. Почти не раздумывая, он подбежал прямо к двери. По пути пес чуть не сшиб с ног Маринетту и даже не заметил этого. Цыпленок, закачавшись в передничке у Маринетты, открыл один глаз, захлопал крылышками, но спросонок ничего не понял и тут же снова уснул, уткнувшись в свою пушистую грудку. А пес тем временем, принюхиваясь, водил носом по порогу.

— Я чую здесь оленя, — сказал он, обернувшись к девочкам.

Они сделали вид, что ничего не слышат. Тогда он громко закричал:

— Я говорю, что учуял здесь оленя!

Тут кот, будто он только что проснулся, потянулся и, удивленно посмотрев на пса, сказал ему:

— Что это вы здесь делаете? Ну и манеры, заявляетесь в чужой двор и еще что-то вынюхиваете! Сделайте-ка милость, убирайтесь отсюда вон!

Девочки встали и, отводя глаза, подошли к псу. Маринетта взяла в руки цыпленка, и тут он окончательно проснулся. Стал крутить головкой туда-сюда, стараясь выглянуть из рук Маринетты, и никак не мог понять, где же он находится. Пес свирепо посмотрел на девочек и сказал им, показывая на кота:

— Вы слышали, каким тоном он со мной разговаривает? Я бы ему как следует бока намял, но ради вас этого делать не стану. А вы за это скажите мне всю правду. Ну-ка, сознайтесь. Только что к вам во двор прискакал олень. Вы сжалились над ним и впустили его в дом.

— Уверяю вас, — не слишком уверенно сказала Маринетта. — Никакого оленя в доме нет.

Едва она выговорила это, как цыпленок, вытянувшись на лапках и свесившись с руки Маринетты, будто с балкона, надрывно запищал:

— Да нет же! Ну как же! Да нет! Она просто не помнит, а я вот очень хорошо помню! Она пустила оленя в дом, да, да, оленя! Огромного зверя с большими рогами. Как хорошо, что у меня такая прекрасная память!

И он гордо выпятил свою пушистую грудку. Кот с большой охотой слопал бы его.

— Я в этом и не сомневался, — сказал пес девочкам. — Меня мой нюх никогда не подводит. И когда я говорил, что олень прячется у вас в доме, мне это было так же ясно, как если бы я его видел. Будьте же благоразумны и выведите его. Подумайте, ведь этот зверь вам не принадлежит. Если мой хозяин узнает о том, что произошло, он непременно придет к вашим родителям. Не упрямьтесь!

Девочки не двинулись с места. Они зашмыгали носом, потом глаза их наполнились слезами, и они заревели. И тут пес совсем расстроился. При виде их слез он опустил голову, словно разглядывая свои лапы. Наконец он ткнулся носом в лодыжку Дельфины и, вздохнув, сказал:

— Странное дело, не могу, когда плачут дети. Послушайте, я не злодей. И олень этот меня не обижал. С другой стороны, охота есть охота, и я должен был делать свое дело. Но один-то раз… Знаете, пожалуй, я сделаю вид, что ничего не заметил.

Дельфина и Маринетта просияли и уже бросились было его благодарить, но он отскочил и, навострив уши, прислушался к лаю, доносившемуся, похоже, уже с лужайки перед лесом, а потом сказал, покачав головой:

— Погодите радоваться. Я очень боюсь, что ваши слезы рано высохли; как бы вам не пришлось снова расплакаться. Я слышу лай своры. Псы, конечно же, взяли след и с минуты на минуту будут здесь. Ну, и что вы им скажете? Разжалобить их вы и не надейтесь. Предупреждаю вас, они знают только службу. Пока вы не выпустите оленя, они отсюда не уйдут.

— Надо, разумеется, выпустить оленя! — закричал цыпленок, выглядывая со своего балкона.

— Заткнись, — сказала ему Маринетта, у которой снова потекли слёзы.